— Что ж, — сказал Антуан, — станем безусловно современными, как говорил Рембо.
— Ты француз? — удивился Серафим.
— Наполовину, — ответил Антуан. — Раньше меня звали Сулембеком. А когда я нашёл свою вторую половинку, Эммануэль, она сказала, что я буду Антуаном.
— Тяжело менять имя, малыш?
— В первый раз тяжело. — Антуан пожал плечами. — Потом привык. После третьего раза ни фига не парит.
— Это точно.
— Антуан — мое двенадцатое имя.
— А как же тебя звали вначале?
— Джоном… Или Андреем. Какая, фиг, разница? Если ты постоянно тусуешься с академиками и президентами, невозможно долго носить одно имя.
— Выходит, все твои бабы были блатными?
— Ну почему все, — засмеялся Антуан, — бабы? Всякие были. И бабы, и…
— Но в основном-то, — строго откашлялся Серафим.
— В основном да, — согласился мальчик. — Гагары.
— Тебе бы с бейбой конкретной прессоваться, Антуан, а не с черной корзиной. Она же в десять раз тебя старше.
— Ну уж не в десять…
— Я серьезно: найти тебе девчонку-промокашку? — предложил Серафим.
— А что мне с ней делать?
— Это уж тебе решать. Сходите на дискотеку, глотнете колес, оттянетесь, — что все молодые делают? А ты как старик — со старухой с этой, Эммануэль.
— У промокашек… — Антуан задумался. — Нет, спасибо, конечно, но… я люблю Эммануэль, — решил он.
— Надеюсь, дело в деньгах? — Серафим с подозрением посмотрел мальчишке в лицо.
— Отлипни, — попросил Антуан, отвернувшись.
— Ну прости. — Серафим пожал плечами. — Любовь так любовь, я понимаю.
— Ни фига ты не понимаешь.
— Она же блатная, малыш. Что будешь делать, когда Эммануэль загасят?
— Она не такая.
— Увы, мальчик, — не отлипал Серафим. — Она уголовница. А всех уголовников рано или поздно гасят. На худой конец, сажают.
Антуан звонко захохотал:
— На худой конец сажают!
— Ты чего? — не понял Серафим.
— На худой конец сажают! Ха-ха-ха-ха! — повторял испорченный подросток. — На худой конец сажают! Ха-ха-ха-ха!
— Да… — Серафим безнадежно опустил голову. — Эммануэль тебя растлила.
Действительно, даже ему, видавшему виды убийце, не могло прийти в голову, сколько пошлости и порока может содержаться в незатейливых, на первый взгляд, фразах. Да и кто, кроме любовника Эммануэль, придумал бы в качестве наказания посадить преступницу на худой конец?