Спасая честь любовницы и собственную репутацию, Антуан шустро соскочил с ложа, подбежал к растерявшейся Эммануэль и одним прыжком запрыгнул на ее шею.
— Эммануэль вернулась! — радостно крикнул Антуан, целуя черные щеки и белые глаза подружки.
Расстроганная мать криминала во мгновение ока забыла о неприятностях и стиснула мальчишку так горячо и крепко, что у того едва не пошла изо рта пена.
— Ну как твои тёмные делишки? — усмехнувшись, справился Серафим.
— Да вот, дал черт, все хуже и хуже, — ответила оттаявшая Эммануэль. — Твоими проклятиями.
— Жива? Здорова? — Серафим неторопливо перемешивал колоду карт.
— И жива, и здорова. — Она трижды ударила кулаком о деревянную дверь. — Чтоб все так и дальше…
— Обо мне не вспоминаешь?
— А то как же? И поминаю, и проклинаю.
— Ведь можешь, когда хочешь, — похвалил Серафим. — Да, мать?
— Так ведь куда деваться-то, батюшка?
— Присаживайся, — пригласил убийца, раскидывая на покрывале карты на троих. — Разыграем партейку…
— Отчего бы и нет? — Опустив Антуана на землю, Эммануэль настороженно подошла к ложу. — С удовольствием.
Скинув туфли, она забралась на кровать. Рядом запрыгнул ее очаровательный бой-френд.
— В какие игры играем? — неуверенно поинтересовалась хозяйка.
— Серафим и семь разбойников, — ответил убийца.
— Что-то новенькое, — догадалась Эммануэль.
— Свежак.
— Ну так как?
— О, это очень простая игра. Бери картинки — не лажанёшься.
— Коварные у тебя картинки, — сразу же расчухала она.
— Твои картишки — не мои. Сама крапила.
— Да уж что краплено, то краплено, — вздохнула Эммануэль.
— Играй, мать, хорош базарить, — попросил Серафим.
— Что я должна делать?
— Открывай карты.
— Пожалуйста. — Эммануэль раскрыла карты.
— Видишь, сколько дерьма? — Серафим кивнул на её шестёрки и семерки, а затем показал четыре туза и трёх королей, которые были у него.
— Да уж, — покачала головой Эммануэль. — Твоя взяла, сынок.
— Ещё партейку? — предложил убийца.
— Пожалуй, с меня хватит, — поняла Эммануэль. — Ты, часом, не в курсах, кто мне вторцевал евроремонт, Серафим?
— Почему же не в курсах? Я и вторцевал тебе евроремонт, мать.
— Да? — Она беспомощно похлопала ресницами.
— Да, — спокойно подтвердил он.
— А на хера?
Возникла пауза. Эммануэль сидела с открытым от изумления ртом и моргала. Серафим хихикал.
— Должен же я был как-то привлечь твое внимание, — наконец ответил убийца. — Ты ж вообще офигела, мать: пилястры, блин, консоли, шпалеры… Это мне надо бы у тебя спросить, на хера тебе столько шмутья? Чем ты круче новых русских? Думала, обложилась нехилым дерьмищем, — можно нос утюгом? Обломись, мать. Внутри ты осталась такой же черной, как снаружи. Даже гнилее Лысого.
— А чё ты на меня наезжаешь? — Эммануэль с тревогой покосилась в сторону Антуана.
— Ты полагаешь, он ребенок? — Серафим издал издевательский смешок.
— А то нет?
— Не морочь себе голову.
— Ребенок он или не ребенок, — чопорно заявила Эммануэль, — я не считаю, что Антуан обязан врубаться во всякую туфту.
— Боюсь, он не хуже нас с тобой врубается в то, что ты из себя представляешь.
— Ну и что я из себя представляю? — Она неестественно заулыбалась и повертела чёрной-башкой, как бы обесценивая слова бандита непосредственной иронией.
— Под твоей черной личиной скрыто тухлое мясо, — без шуток заявил Серафим.
— Базар-то фильтруй, сынок, фильтруй, чё бакланишь! — засуетилась Эммануэль. Однако по тому, как ее черный шнобель наливался стыдливой краской, можно было догадаться, насколько убийца угодил в цель.
— Это правда, Эммануэль? — разочарованно спросил Антуан.
— Форменная туфта, — отреклась она. — А ты ступай, голубчик, канай, Антуан, не фиг тебе здесь тусоваться, раз такой гниляк пошел.
Мальчишка обиженно удалился.
— Ты не прав, Серафим, — прошипела Эммануэль. — Внутри я не такая.
— Так докажи это, болт те в рот! — с пафосом призвал убийца. — Докажи Лысому, что внутри ты не такая тухлятина, как он!
— На понт берёшь? — прищурилась Эммануэль.
— На болт.
— Ни фига не пролезет. Резьбой не вышел.