— Докажи, мать твою, что ты на что-то ещё способна! — не отступал Серафим. — Что еще можешь! Ведь до чего опустилась, коза: стоило мне на минуту вымести отсюда эту древнюю хренатень: пилястры, консоли, тряпки, — у тебя уж подпорки трясутся. Прокисшая баба! Корзина!!!
— Фильтруй, сынок, фильтруй базар, — незло и как-то задумчиво проговорила хозяйка.
— Я тебя спрашиваю: ты уважаешь себя или не уважаешь?
— Я себя очень даже не хило уважаю, дорогуша.
— Значит, давай, вперед! Покажи, как ты умеешь переворачивать вверх тормашками землю! Творить, взрывать и снова творить и взрывать! Казнить и миловать! Нагонять ужас и смерть! Эммануэль ты, блин, или не Эммануэль?!
— Я очень даже Эммануэль, — подтвердилата. — Короче… Застращал ты меня! Чё те надо?
— Работу, я тебе уже говорил. Закажи Лысого — и я его замочу.
— Лысого — не Лысого, а работу получишь.
— Почему не Лысого?
— Я битый час тебе толковала, почему не Лысого, а ты опять сто двадцать пять!
— Ну ладно, ладно, — уступил Серафим. — Я ведь не стану пачкаться о разную срань, ты меня знаешь.
— Я тебя знаю. Поэтому срани не предлагаю. Цивильный будет клиент, не ссы. Ништячный чувак.
— Кто?
Эммануэль вздохнула и вспомнила про погасший косяк.
— Огня, — попросила она. — Живо!
Серафим поджег ей бычок пионерки.
— Мне бы сварганить из тебя большую такую отбивную… — попыхтев, призналась мать преступного мира. — Да жаркое из семи твоих разбойников.
— Что же тебя останавливает?
— Сукой буду, ты мне чем-то понравился, Робин Гуд. Чего-то в тебе сидит сверхкобелиное, чего я пока не могу вкурить…
Эммануэль слезла с кровати, надела туфли и расправила плечи. Потом бедра. И сказала:
— Твоя взяла, будешь на меня пахать. Но… — Она торжественно подняла над головой косяк, — пока ты со мной, со стукачами с телевидения придется завязать.
Серафим ответственно кивнул.
— И завтра же восстановишь дворец.
— О'кей.
— Помнишь, что где стояло?
— Как компьютер.
— Перепутаешь — ростбиф с яйцами смешаю.
— Ни в коем случае, Эммануэль. У меня всё встанет там, где надо.
— Посмотрим.
— Кто? Кто будет моим клиентом?
— Вот когда встанет, тогда и узнаешь. А пока канай отсюда, голубчик, не хер тебе здесь торчать. Я всё сказала.
К вечеру следующего дня от евроремонта не осталось ни щепки. Братки ишачили не покладая рук. Подключили даже контуженного Трахнутого — он носил разную мелочь: канцелярские скрепки, туалетную бумагу, кофейные ложечки и презервативы. Внутреннее убранство дворца было восстановлено в изначальной роскоши и великолепии.
Придирчивым оком убедившись, что каждый подсвечник вернулся на место, Эммануэль осталась крайне довольна, пригласила банду Серафима откушать в Зеркальной галерее, а его самого — в Вишнёвый зал, дабы решить кое-какие тёмные вопросы.
— Кувалда, — сказала она, познакомив киллера с фотографией будущего клиента.
— Это и есть твой ништячный чувак? — разочарованно поморщился убийца.
— А чё те не нравится?! — не поняла Эммануэль. — Цивильный козел: нефтяной бизнес, крыша «Черепа», лапа Лысого.
— Кабы самого Лысого прижмотить…
— Будь ласков, голубчик, взгляни на фото. Ты делом пришёл заниматься или мечтать?
— Да что я, не знаю Кувалду? Я его сто раз видел.
— Вот и ещё разок полюбуйся.
Серафим бросил пренебрежительный взгляд на авторитета.
— А то, упаси черт, перепутаешь, — продолжала Эммануэль. — С тебя станется. А мне вовек не раечитаться: банкет заказан, бабки покатили… Слышь, ты, упырь, — окликнула заказчица опечаленного исполнителя, — ты мне морду здесь не вороти. Я всяких повидала, не ты первый, не ты крайний. Не хочешь работать — канай отсюда. Я тебя не звала, халявы не предлагала. Сам напросился. Если такой крутой — ступай, ищи другую крышу. У меня киллеров до вони, конкуренция выше потолка. Ребята непривередливые, уроют любого.
— Ладно, ладно, не пыли… — Серафим покрутил в руке фото Кувалды. — Я берусь.
— Так-то лучше. Сварганишь — заработаешь мешок денег. А замочишь Лысого, кто тебе чё выкатит? Только вышку от прокурора… Но учти, сынок: закосишь дело — я тебя не знаю, ты меня не знаешь, и оба мы с тобой неизвестные люди.
— О'кей, — смирился убийца.
Эммануэль хозяйственно расстелила на столе карту пригорода.
— Рассказываю один раз, — объявила она. — Двадцать третий километр Московского шоссе, село Большие Пенки, улица Респектабельная, дом три.
— Да был я у него сто раз.