Я прижала дрожащую руку к своему охваченному спазмами животу.
– Собери ее душу и убирайся.
Бронзовые кончики его бирюзовых перьев качнулись, когда Ашер повернулся и обогнул кровать.
Я бы не повернулась.
Не хотела смотреть, как он завладевает душой Мими и уносит ее прочь.
Но когда я села на пол и обхватила колени, мой взгляд наткнулся на зеркало в рамке, прислоненное к стене.
Я не хотела видеть.
Но я видела.
Видела все.
Видела, как Ашер приложил ладонь к груди Мими.
Видела, как золотые нити ее души поднялись из безжизненной оболочки и прилипли к его рукам. Как нежно он за них потянул. И теперь на его ладони лежала сверкающая сфера, цельная и мерцающая.
Мне хотелось вырвать душу Мими из его рук и заключить ее в кокон своих. Спрятать ее в шкатулку, которую она подарила мне на шестнадцатилетие. Мюриэль наполнила ее шестнадцатью кольцами, по одному за каждый год, который она пропустила. Мими смеялась, когда я отложила ложку, полную крем-брюле, чтобы надеть каждое кольцо. По-видимому, предполагалось, что носить их нужно отдельно. Я никогда этого не делала. Я держала их вместе.
Если бы только я могла так же сохранить вместе наши с ней души.
Взгляд Ашера встретился с моим в зеркале.
– Уходи, – пробормотала я.
Во мне бушевал яростный шторм, угрожая разрушить слабеющее достоинство.
Вместо того чтобы воспользоваться дверью, Ашер открыл окно, взмахнул крыльями и спрыгнул с балюстрады в предрассветное небо.
Глава 6
Спустя долгие часы я позвонила мистеру Олдерману, адвокату, с которым Мими поручила мне связаться. Он приехал и взял все заботы на себя, пока я сидела на диване как зомби, прижимая к груди подушку и безучастно глядя на медленный танец облаков за окнами эркера.
Поскольку Мими умерла дома, мистер Олдерман вызвал полицию, чтобы они могли засвидетельствовать смерть от естественных причин, а затем приехал коронер, чтобы забрать ее тело. Когда прибыла клининговая служба, я очнулась от транса и закричала, чтобы они убирались.
Мистер Олдерман попытался меня успокоить.
– Мисс Моро, Мюриэль попросила снять постельное белье, чтобы вам не пришлось…
– Я хочу, чтобы ничего не трогали, – прорычала я. – Ни простыни, ни ее одежду, ни зубную щетку. Ничего.
Будучи достаточно благоразумным, адвокат не стал со мной спорить.
– Хорошо. Как только вы будете готовы, просто позвоните мне, и я все устрою. – Он похлопал себя по бедрам, обтянутым серой шерстяной тканью. – И последнее. Ваш опекун сообщила мне о своем желании, чтобы ее прах захоронили в склепе семьи Адлер.
Я поджала губы, не желая обсуждать вопрос о похоронах, потому что захоронение навсегда заберет Мими. Не говоря уже о том, что это подразумевает поездку в Париж, к Лей, а к такому я еще не готова.
Перед уходом мистер Олдерман заставил меня подписать документы. Он сказал, что так я смогу получить в собственность счета и квартиру, но я вполне могла подписывать все в пользу случайных людей. У меня слишком болели глаза, чтобы вникать в юридические тонкости, а в глубине души я и вовсе не заботилась о материальных ценностях. Особенно о том, что принадлежало мафии.
Конечно, Мими объяснила, что деньги, которые оставил ей Джаред, ничем не запятнаны, что они заработаны на конюшнях его дяди, а все кровавые средства распределились между благотворительными организациями и ассоциациями, но могла ли я доверять словам Джареда? Хотя, в сущности, он и не был злым, но все равно управлял империей насилия и деспотизма. Как только приведу в порядок мысли и эмоции, я позвоню мистеру Олдерману, чтобы обсудить создание новых благотворительных организаций, потому что мне не нужны деньги Джареда Адлера, чистые или нет.
Я закончила расписываться на бумагах, и адвокат убрал их в модный кожаный портфель.
– Могу я сделать что-нибудь для вас перед отъездом, мисс Моро? Принести еду? Подвезти до вашей квартиры в кампусе?
Небо за окнами пентхауса окрасилось в цвет перванш[7], запятнанный персиковым и золотым. Я уже собиралась позвать Мими – она так любила закаты, – когда вспомнила, что ее здесь больше нет, и мое сердце оборвалось.
– Мисс Моро? – Мистер Олдерман надел мокасины, такие блестящие, что в них отражалось его круглое лицо, напоминавшее жемчужину. – Могу я что-нибудь для вас сделать?
Я покачала головой и встала с дивана. Он протянул руку, вероятно, вообразив, что я собираюсь пожать ее, но я промчалась мимо и отперла дверь на террасу. Обхватив руками стеклянные перила, я взглянула на город, который обожала, хотя теперь в нем не осталось людей, делавших его особенным. Утиные пруды в Центральном парке блестели точно фольга, а кусты лиственных вязов и кленов дрожали над извилистыми цементными дорожками, по которым, подобно муравьям, бродили люди. Ни для одной души мир не перестал вращаться.
7