А теперь у меня есть Мими.
Поднимаясь на лифте в пентхаус на двадцать первом этаже, который Мюриэль купила на деньги, оставленные Джаредом на ее имя, я вспоминала тот день, когда согласилась остаться с ней. Мне некуда было идти, я решила, что больше никогда не переступлю порог гильдии, но не хотела обременять Мими. Цвет ее лица мог соперничать с белым мраморным надгробием, мимо которого мы проезжали по дороге с кладбища Монпарнас, где похоронили тела Лей и Джареда.
«Ждет ли тебя семья, Селеста?»
«Лей была моей единственной семьей».
«А Джаред — моей».
Так что я осталась, и мы стали друг для друга семьей. И наша выкованная горем связь превратилась в связь, порожденную любовью. Я обрела в лице Мюриэль мать, которая, как я думала, мне больше не нужна. В конце концов, мне уже исполнилось пятнадцать, и пять лет я ориентировалась в мире людей без особой помощи офанимов, которые считали нас самостоятельными с того дня, как у нас сформировались кости крыльев.
Мюриэль взяла на себя мое образование и наполнила мой разум знаниями, которым не учили в гильдиях. Больше всего, как ни странно, меня восхищала человеческая система правосудия. Я поглощала книги о ней, изучала лазейки, проглатывала истории о незаконном способе взыскания Адлерами, которыми делилась Мими, пока готовила на нашей просторной кухне. Когда мне исполнилось восемнадцать, я призналась, что мечтаю стать адвокатом или судьей, но для этого требовалось высшее образование, а у меня нет ни одного школьного аттестата.
Через неделю я получила три приглашения в колледжи.
«Я даже не знала, что колледжи высылают приглашения на учебу!»
Мими подарила мне мягкую улыбку, за которой скрывалось так много всего.
«Они этого не делают, да? Обычно, я имею в виду. Это все ты. Ты меня записала».
«Важно не то, как ты туда попадешь, а то, что ты сделаешь, когда окажешься там. – Она разрезала теплый бисквит, который я помогла ей испечь. – Так какой из колледжей вызывает у тебя симпатию?»
Пока она выкладывала два кусочка, я смотрела на все три бланка, мой взгляд задержался на приглашении Колумбийского университета. В итоге я решила, что Нью-Йорк слишком далек от Мими, и указала на письмо Сорбонны.
На следующий день Мюриэль вошла в мою спальню и протянула мне паспорт. Не имея ранее ничего подобного, я разглядывала его и долго водила пальцами по ее фамилии, напечатанной рядом с моим именем, – Моро.
Раньше я принадлежала расе, теперь я принадлежала семье.
Выудив из сумки ключ, я вошла в святилище из дымчато-серого дерева, черного гранита и бордового бархата, которое Мюриэль купила в тот же день, когда приобрела нам билеты на самолет. Мы могли бы жить в одноподъездном доме без лифта, и я была бы счастлива, потому что роскошь никогда не имела для меня значения. Тем не менее я оценила безопасность, которая сопутствовала шикарному адресу. Хотя мало кто знал о связи Мими с семьей Адлеров, и одного человека достаточно, чтобы разрушить жизнь.
– Мими, я дома, – крикнула я, проходя через вестибюль и направляясь на кухню, ее обычное местопребывание. Я бросила куртку и сумку на один из высоких стульев, вымыла руки, схватила сэндвич с тарелки на плите и застонала, когда липкий сыр воспламенил мои вкусовые рецепторы. – Мими?
– Я здесь, Селеста.
Следуя за голосом, я прошла в гостиную, где в полуденном свете стояла она. Мими смотрела на раскинувшийся зеленый прямоугольник парка, что простирался почти до самой квартиры, которую я делила с Джейсом. Я закинула в рот остатки теплого сэндвича с ветчиной и сыром, а затем прижалась поцелуем к ее щеке. Ее кожа была ледяной, но я представила, как она провела утро за чтением на узком балконе – ее любимым занятием после готовки.
– Ça va, ma chérie?[5] – Наедине мы всегда говорили по-французски, хотя английский она знала безупречно.
– Oui[6].
Я частенько задавалась вопросом, не потеряю ли свою ангельскую способность говорить и понимать любой язык, когда утрачу крылья, но отбрасывала эти размышления, в основном потому, что мне некого было спросить. Кроме того, я узнаю об этом через три месяца.
Пока я болтала о своем новом задании и советах консультанта, Мими слушала меня с восторженным вниманием и подкрепляла мой стремительный поток предложений своей привычной теплой улыбкой. Теплой улыбкой, как я заметила, без следа пунцовой помады.