Накануне хода в храмах Курска с 6 часов вечера начиналось всенощное бдение. В Знаменском монастыре торжественное богослужение возглавлял преосвященный владыка или архимандрит. Ранним утром следующего дня, перед торжественным выносом святой иконы, в храмах проводилась ранняя литургия. Литургия в Знаменском монастыре начиналась на три часа позже — в 8 часов утра — для того, чтобы встретить на Красной площади и проводить икону могло большее количество богомольцев.
Вот как описана церемония крестного хода Белгородской духовной консисторией в 1791 году: «Архимандрит Курского монастыря по древнему обыкновению (курсив мой. — В. С.) должен с братиею и всеми священнослужителями градскими при пении и звоне провожать из монастыря до Московских ворот, а оттуда назначаются Курского же монастыря 3 иеромонаха, которые должны быть в оба пути ходу и на месте и в Коренной пустыни иметь прилежное смотрение о целости оной. По принесении же святой иконы к Коренной пустыни, строитель оной должен со всею братиею встретить и с пением препровождать в самую большую церковь. По окончании ярмарки должен он же строитель с подобающим пением провожать икону до назначенного места и отпустить с теми же тремя иеромонахами, а как св. икона на возвратном пути ночует в Ямской слободе, то архимандрит Курского монастыря с братиею и со всем священством при полном звоне должен встретить у Московских ворот и идти прямо в монастырь, поя молебен Пресвятой Богородице»166.
Реконструкция происходивших 11 июня 1764 года событий такова: «по древнему обыкновению» святыня торжественно вынесена из Знаменского монастыря. Осторожно пройдя по деревянному Пятницкому мосту, перекинутому через древний ров[31], процессия монашествующих присоединялась на Красной площади к ожидающим выноса богомольцам. Далее крестный ход прямым путём направлялся по булыжной мостовой Московской улицы к деревянным въездным воротам на Московской площади. По пути следования к процессии присоединялись новые богомольцы — все жаждущие духовного и физического исцеления шли навстречу Пресвятой Богородице. И Агафья Фотиевна с семейством ждала встречи с чудотворной иконой у своего дома, стоявшего как раз на пути крестного хода. Думаю, здесь и состоялась встреча болящего Прохора с иконой и Пресвятой Богородицей. Сильный дождь, разразившийся как раз в это время, заставил занести икону во двор Мошниных, под крышу. По окончании дождя крестный ход продолжил свой путь через Ямской мост[32] и далее последовал выверенным годами маршрутом.
Как бы то ни было, но данный случай имел в судьбе Прохора большое значение и способствовал укреплению намерения принятия монашеского звания.
Родословие семьи Мошниных.
Окончания нет
Курские фамилии Завозгряевых, Колошиновых, Ситниковых, Аксентьевых, Михалевых, Бочаровых и некоторых других, породнившихся в разные годы с семейством Мошниных, известны в той или иной мере. В ходе исследований удалось пополнить представленный список.
Некоторое время назад в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки в фонде Оптиной пустыни было обнаружено упоминание о смерти курского мещанина Ивана Михайловича, «родного (по отцу) деда своего старца о. Серафима», то есть ещё одного неизвестного доселе внучатого племянника преподобного Серафима. Приводим этот документ из дела «Жизнь послушников и мирян, умерших в Оптиной пустыне».
«В ночь, на 8-е ч. Декабря 1876 г. скончался в новой монастырской больнице (второй покойник), Курский мещанин Иван Михайлов, старичок лет 80-ти. Служивший у Антимоновых[33] по торговой части, с поступления его 23 Ноября в больницу, страдавший глухотой, водянкой и одышкой, затруднявшей его дыханию. По сложенным всегда, трём перстам правой его руки, узнали от него, что он по наставлению роднаго (по отцу) деда[34] своего, старца о. Серафима Саровскаго, проходит молитву Иисусову. Он пользовался советами и наставлениями старца, хаживал к о. Серафиму в пустыньку. Однажды, застал у него медведя, котораго кормил Старец, и испугался такого неожиданного гостя. Старец сказал ему: “не бойся, он ничего тебе не сделает, это мой послушник”, и погладивши медведя по хребту, сказал зверю: “ну, ступай ты в своё место”. Медведь удалился. Дедушка о. Серафим, так учил своего внука молитве Иисусовой, — вместо чёток, которые ему, как мирянину не всегда удобно иметь при себе, то чтобы приучить себя к молитвенной памяти, иметь всегда сложенными три перста правой руки, и тем напоминать себе о Иисусовой молитве. Иван Михайлыч, так приобучил себя к этому, что впоследствии, от навыка пальцы его как бы сами собой складывались и напоминали ему наставление дедушкино. Бесам не нравилось такое занятие молитвой Ивана Михайлыча; в особенности, во время предсмертной его болезни, когда не мог он иметь сна, и с сложенными перстами, сидя страдал от занятия духа. По ночам, они безпокоили его разными представлениями, иногда являлись иностранцами в соломенных шляпах, приглашали на ярмарку, толпились в его келье, стучали и показывались в окно, и устрашали его разными скаредными рожами. При крестном же знамении, когда они, уже очень надоедят ему, и он осенит себя — они исчезали. Пред смертию, был он соборован и приобщён Св. Христовых Тайн. А 10-го Декабря, похоронили его на новом монастырском кладбище»167.
31
Деревянный мост имел длину 15 саженей и 1 аршин, ширину 2 сажени и 1 аршин. Глубина «ис Сухова рва» составляла 2 сажени и 2 аршина. «Зделан на клёпках и уже весьма ветх». В 1780 году находился на казённом содержании.
32
Ямской мост существовал с середины XVIII века, а может, и ранее. Первое упоминание о нём относится к 1754 году. В тот год посадские в своих доношениях рассказывали о том, как ходили к мосту для битья уток, ловли рыбы, как наведывались в кабак «при том мосту» (РГАДА. Ф. 742. Оп. 1. Д. 595. Л. 2, 4). В 1780 году Городовой магистрат произвёл опись мостов, и вот что собою представлял Ямской мост: «Чрез реку Тускарь к Ямской слободе по тракту к Москве на содержании он казённом. В длину 36 саженей два аршина, в ширину два сажня два аршина, в высоту 5 аршин. Пришол в ветхость. На постройку коего не менея пяти сот рублей годовой суммы, а отпущаемо было по двадцати по два рубли в год для починки» (ГАКО. Ф. 26. Оп. 1. Д. 8. Л. 106 об.).
33
34
Преподобный Серафим Саровский до поступления в монашество не был женат, потому прямого потомства не оставил. Оптинский летописец, видимо, ошибся в передаче слов Ивана Михайловича. Если родственные связи тянулись от отца, фамилия умершего должна быть Мошнин, но не Токорев.