Лешка брел, пошатываясь, по деревенской улице и вдруг увидел бегущую навстречу тетю Веру, мать Иры. На ней была незастегнутая куртка, а под курткой та самая майка, что Ирка подарила… Майка яркая, с надписью на английском.
– Эй, теть Вер! Ты хоть читала, что у тебя на майке написано? – захихикал Лешка. – Да стой ты, я тебе прочту! «Я реально сексуальна» – написано на твоей майке. Это кто тебе такое подарил-то, а, теть Вер? Тебе не по возрасту майки такие носить!
– До пошел ты, не до тебя! – отмахнулась женщина. – Отвали, балбес, со своей Англией! На автобус вон опоздала!
– Теть Вер, чё, зять взятки брал в особо крупном размере, и его с дочкой твоей вместе посадили? А? – хохотнул алкоголик.
– Типун тебе на язык! – Тетя Вера огрела его старым чемоданчиком. И побежала автобус догонять…
Лешка орал ей вслед:
– Посадили, знаю, что посадили. Вся деревня говорит!
В кабинете следователя заплаканная Ира давала показания:
– Я же говорила… Говорила вам… Это была чистая случайность. Нас с Валентином ничего не связывало… Просто…
Следователь ехидно посмотрел на Ирину:
– Ничего не связывало, и поэтому он был в десять часов ночи в вашей постели в костюме, простите, Адама…
– Какого еще Адама? Он голый был! – всхлипнула Ира.
– Вот-вот, и я о том же. С этого момента, пожалуйста, поподробнее.
– Он приставал ко мне! – давясь слезами, рассказывала Ира. – Давно еще. Все проходу не давал: Ирина Александровна да Ирина Александровна… Я его отшивала как могла, а в тот день он решил в постель меня затащить насильно. Я сопротивлялась как могла! А потом пришел муж…
– И?…
– Но ведь мой муж все уже рассказал! Он сам к вам с повинной… Вы же все знаете, зачем вы мучаете меня?
– Все, да не все. Хочется поподробнее узнать о ваших отношениях с Валентином Воробьевым. И что думал по этому поводу Геннадий Васильевич? – ехидно спросил следователь.
– Он ничего не знал! До этого вечера ничего и не было! И вообще ничего не было… Гена же все рассказал, вы же ему верите! Он такой честный, он бы не стал обманывать!
– Гражданка Долгова, – сурово произнес следователь, – я вам на это вот что скажу: где гарантия, что он сказал правду? А может быть, это вы убили Воробьева, а муж из жалости ну… выгораживает вас! В нашей практике и такое бывало!
– Я? Убила? Да вы что? Да это он, он! Я ни при чем! Я не виновата! Я не смогла бы убить человека! – возмутилась Ирочка.
– Да вы успокойтесь!
Он сел поближе к Ире:
– Тут, понимаете, какое дело… Тут такое дело, что случись оно раньше – все можно было как-то замять, тем более что у Геннадия Васильевича покровители высокие есть! А теперь никак не замнешь! Теперь народу интересно знать: как это так, работник райкома партии убил человека! Теперь все об этом говорить будут в открытый голос – гласность называется! Так что утаить шило в мешке не удастся… Вы меня поняли?
Ирочка беспомощно закивала.
…Витя шагал из роддома через поле бурьяна, а за ним семенила Мария Ивановна:
– Ну так что же, что порок сердца! Это не значит, что смертельно. У меня ребятишки учились с врожденным пороком: их потом оперировали – и все, росли как все остальные! Витя, милый, ты Симу-то до могилы не доведи, а! Она же для тебя бьется, старается…
Витя развернулся, преградил женщине путь:
– Я вам не в пятом классе. И не в десятом. И хорош в жизнь мою лезть! Своей нету – так нами тешитесь, как куклами какими. Она вам кто, Серафима? Родня?
– Мне плевать на твои слова обидные. Она сирота, – прослезилась учительница. – Теперь вот сына больного родила. Да Сима мне как родная, понимаешь ты хоть это, сухарь! Чурбан ты эдакий!
– Да уж где мне, чурбану? Жизнь она мою сгубила, сирота ваша! Да и родила больного… Про него вон доктор сказал: не жилец! На кой мне ее забота? Оставила бы меня в покое! Вот бы я и был счастлив!
– Так и убирайся из ее жизни. Ничего, она проживет – без тебя. Она девочка сильная! – закричала вдруг Мария Ивановна громче, чем на уроке.
– Я бы из ее жизни и убрался бы. Да она из моей не уберется! – ухмыльнулся Витя и зашагал прочь…
Крохотный Симин сын лежал в кроватке, пока Сима готовила обед. Мария Ивановна помогала ей.
– Никуда я его не пущу. Пропадет он без меня. А что сына родила ему больного – так ведь это правда… – вздохнула Сима.
– Как ты можешь так говорить! Сейчас медицина шагнула далеко. Вылечите вы ребенка!
– Доктор сказал: Ванька не операбельный. Сколько протянет – столько протянет, – прервала ее Сима, – я это все знаю.
– И что ж, сложа руки сидеть будешь?
– Нет. Не буду. Немного оклемаюсь – в город поеду Ваньку лечить. Не помрет он у меня. Люблю я его очень.
– А с Виктором что делать будешь? Он же дома не бывает. Ему ж наплевать на все: на тебя, на сына… Вот не хотела, Сима, говорить, а скажу – он у Нинки-самогонщицы целыми днями отирается! – зашептала гостья.
– Да уж знаю! Я к этому запаху привыкла. Весь уж пропах самогонкой, – горько усмехнулась Сима.
– Ты что ж думаешь, на какие он пьет? В долг, что ли? Или просто так она ему наливает?
Сима отложила нож, которым чистила картошку.
– Вы что ж сказать хотите?
– Да-да, то и хочу. Ты уж не девчонка, сама догадайся! Не за так ему Нинка наливает, за ласку.
– Врете? – Лицо Симы покраснело от обиды. – Врете ведь!
– Да не вру я! Не вру! Сама проверь!
Ирочка, расфуфыренная и нарядная, шагала по улице решительно и быстро. Остановилась, достала зеркальце, посмотрелась в него, губки подкрасила. Секунду помедлила, а потом снова вперед, еще решительнее.
Ее цель была – приемная большого начальника.
– Ну, пожалуйста, будьте любезны. Я здесь уже второй час! – подлизывалась она к толстой пожилой секретарше, очень нервничая. – Ну мне очень надо попасть к Пал Палычу!
– Я же сказала вам, что Пал Палыч очень занят! Господи, как от вас духами пахнет. Аж голова кружится.
Иру осенила идея:
– Так, может, они вам нравятся?
– Ну… своеобразный запах.
Ира вытащила из сумочки почти полный флакон.
– Берите-берите, это Франция, настоящая! Вам подойдет, честное слово. А у меня… У меня еще есть!
Рука секретарши схватила флакончик.
– Ну, раз от чистого сердца, пожалуй, возьму! Очень пахучие духи!
Спрятав флакон, она нажала клавишу селектора:
– Пал Палыч, тут к вам гражданка по личному делу, Ирина Александровна, – и – понизив голос: – Геннадия Васильевича жена…
Мужской голос ответил из селектора коротко:
– Пусть войдет!
Пока Ира атаковала больших начальников, Сима решилась сходить в магазин, поглядеть на Нинку-самогонщицу.
Магазин был закрыт на перерыв, но Симу это не остановило, и она громко постучала в дверь своими кулачищами.
От стука в дверь размалеванная, всегда готовая к приему мужиков Нинка вздрогнула. Она разливала зелье по бутылкам. Кинулась было прятать – да тут дверь и распахнулась от сильного удара. На пороге стояла Сима – решительная, злая.
– Ты? Тебе чего? Чё пришла-то? – попятилась Нинка.
– А вот ты у меня сейчас и узнаешь!
Одним ударом Сима снесла все бутылки со стола – рука у нее крепкая!
– Чё делаешь-то? Чё делаешь? – причитала продавщица. – Э-э-э… ты тут не дома!
А Сима продолжала все крушить. Нинка бросилась на нее и отлетела к стене, словно мяч, – силища у Серафимы не женская!
– Сейчас до аппарата твоего поганого самогонного доберусь! Будешь знать, как всю деревню спаивать и мужиков чужих у себя привечать.
Она рванула в святая святых – магазинную подсобку, где прятался самогонный аппарат.
Нина грудью кинулась на защиту аппарата:
– Не тронь мое добро! А за своим мужиком лучше следи! Он сам ко мне пришел, сам!