Выбрать главу

Невысокий заметил у меня в руке кошелек.

— Вот зараза! Вы ему, надеюсь, ничего не дали? Нечего паразитов прикармливать.

— Черви-попрошайки! — рыкнул длинный, по-прежнему оглядывая стену и держа кинжал наготове. Они походили на братьев, у обоих были одинаковые широкие носы. Я решила, что это купцы: хорошо сшитая, но неприхотливая шерстяная одежда выдавала богатство, смешанное с практичностью.

Длинный сплюнул на землю.

— Пять кварталов нельзя пройти, чтобы на них не наткнуться.

— Да в собственный подвал не спустишься, чтобы там на ящике с луком не свернулась эта тварь, — добавил коротышка, наигранно всплеснув руками. — Наша сестра Луиза однажды нашла такого у себя под обеденным столом — прицепился к крышке снизу и висел. Весь праздничный ужин испортил своим чумным дыханием. От него у ее малыша падучая началась. И как тут защититься от вторжения в собственный дом? Да никак, если не хочешь оказаться в тюрьме!

Об этом случае я знала. Мой отец представлял квигутлей в суде, но в итоге ворота в Квигхол все равно стали поднимать на ночь, запирая нелюдей внутри — конечно же, только для их безопасности. Законопослушные ученые-саарантраи из коллегии святого Берта оспорили решение; отец защищал и их тоже, но безуспешно. Квигхол превратился в карцер.

Если бы только можно было рассказать этим братьям, что ящеры не опасны, что им, кажется, просто не удается понять разницу между «мое» и «твое», когда дело касается жилого пространства. Что свиньи пахнут так же плохо, и все же никто не подозревает свиней в нечистых помыслах или в том, что они разносят болезни. Но было ясно, что эти люди не поблагодарят меня за то, что я их просветила.

И тут вдруг братья загорелись; из-под кожи прорвалось яркое свечение, словно внутренности у них были из расплавленного свинца и вот-вот займутся пламенем.

О нет. Сияние — единственное предупреждение перед началом видений. Теперь уже ничего поделать было нельзя. Я села прямо посреди улицы и опустила голову между колен, чтобы не удариться ею, когда упаду.

— Вам нехорошо? — спросил коротышка. Голос его доносился до меня волнами, будто он говорил сквозь толщу воды.

— Не дайте мне прикусить язык, — сумела выдавить я, а потом сознание покинуло меня, и разум утянуло в бездонный водоворот видения.

Моя сущность, незримая, как всегда в видениях, смотрела вниз на комнату с тремя огромными кроватями и горой нераспакованного багажа. В углу были свалены шелковые шарфы зеленого, золотого и розового цветов, перепутанные с радужными ожерельями, веерами из перьев и потускневшими монистами. Это определенно был постоялый двор; на каждой из кроватей поместилось бы с полдюжины человек.

Сейчас в комнате был только один. И я его знала, хотя он и подрос со времени последнего видения и на этот раз не висел на дереве.

Дверь приоткрылась, в щель просунула голову женщина-порфирийка; волосы, обрамляющие ее лицо, были скатаны в локоны толщиной в палец и оканчивались серебряными бусинами. Летучий мыш сидел на средней кровати, скрестив ноги и уставясь в потолок; она заговорила с ним на своем языке, и он вздрогнул, словно его вырвали из глубоких раздумий. Порфирийка вскинула брови, извиняясь, а потом жестами изобразила, как что-то ест. Он покачал головой, и она молча закрыла дверь.

Он поднялся, утопая босыми ногами в неровной соломенной подстилке. На нем были порфирийские штаны и туника до колен, детский амулет на шнурке на шее и маленькие золотые серьги в ушах. Мальчишка медленно помахал руками в воздухе, словно разгоняя паутину. Соломенный матрас был не особенно упругим, но он подпрыгнул изо всех сил и с третьей попытки достал до потолка.

Еще никогда люди из видений не знали о моем присутствии. Да и откуда им было знать? На самом деле меня там не было. Он не мог коснуться моего лица, потому что касаться было нечего, но я вдруг почувствовала, что пытаюсь отстраниться от его настойчивой ладони.

Мыш нахмурился и легонько почесал в затылке. Волосы его по всей голове были свернуты в узлы, а проборы образовывали аккуратные маленькие шестиугольники. Он снова сел и внимательно уставился в потолок, сведя брови к переносице. Если бы это не было невозможно, я бы сказала, что он глядит прямо на меня.

Когда я очнулась, в зубах у меня была зажата солоноватая кожаная перчатка. Открыв глаза, я обнаружила, что лежу головой и плечами на коленях у какой-то женщины. Одной рукой она придерживала меня, а в другой держала четки, большим пальцем торопливо перебирая бусины; губы ее быстро двигались, и когда слух потихоньку вернулся ко мне, я услышала молитву: «Фустиан и Бранш, молитесь о ней. Нинниан и Мунн, не покиньте ее. Абастер и Витт, защитите ее…»