Потому что смерть Атеи – не спорю, была знаковым событием. Трагическим, конечно. Но после нее у нас осталась масса нерешенных задач. Да вот хотя бы разноплеменное войско вокруг, которое, как и Бо, пока не совсем сообразило, что это было и, как и мы, пыталось сообразить, что теперь будет.
Наверное, спасибо здешней мифологической тормознутости: мы получили короткую передышку. Йехар, тяжело дыша, оперся о клинок: то ли ранен, то ли просто устал. Лицо Веслава опять приняло долгожданное нервическое выражение.
В довершение всего прямо перед нами опустилась одна из стимфалийских птиц. В неважном состоянии: медные перья печально погромыхивают, из золотого клюва долетают звуки, напоминающие карканье, рубиново-красные глаза лезут из орбит. Мифическое создание сделало пару судорожных вдохов-выдохов и повалилось на землю боком.
И явственно сдохло от смеха.
Вслед за первой с неба посыпались остальные, а потом раздался голос спирита:
− А собратья тоже все со смеху помирали, когда я на арену выходил. Правда, может, не так явственно…
Как в ста случаях из ста – Эдмусу стоило помолчать. Его голос оказался тем самым камушком на весы, который взорвал хрупкое равновесие и помог ратям Атеи принять решение.
Под это решение можно было подвести множество красивых и народных устойчивых выражений: «Сделал дело – гуляй смело», «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня», и наконец – любимое, всеобщее «Уходя – гасите всех!»
Именно это рати Атеи и решили осуществить. И чуть не сделали: когда вначале испустили боевые кличи (мы чудом не оглохли), а потом рванулись на нас с утроенной скоростью, согласно еще одному известному постулату: «Я мстю, и мстя моя страшна!».
Вариантов не было. Мы и в тот-то раз отмахались только благодаря помощи Тано и смерти Атеи, а наш друг, бог смерти, теперь при исполнении, и вряд ли он опустится до того, чтобы убивать смертных. Эти веселенькие мысли пронеслись в голове сумасшедшим роем, но битва не успела завязаться во второй раз. Между нами и противниками, едва не задев Йехара, вдруг ударила молния.
Потом вторая и третья. В одно и то же место.
При чистом, разумеется, небе.
− Ой, − панически зашептала Бо, прячась за Тано. – Ой, заберите меня куда-нибудь… если это Нефос…
Бог смерти посмотрел на нее с недоумением. Ему, бедолаге, невдомек было, что Бо не понимает, куда он может ее забрать…
К тому же это был не Нефос. Хотя тот, чьей рукой были брошены молнии, имел к черному пегасу самое непосредственное отношение.
Они просто появились, один за другим, Повелители, ослепительные в своем величии, чудовищные в своей власти. В своем ли истинном обличии, в каком являлись на Олиме? Как видно, потому что их человеческие оболочки мы видели, и разница была разительна.
Зевей стоял впереди, он превосходил ростом Йехара, а красотой – Бо (ладно, сравнение неудачное, но как тут скажешь просто – «прекрасен»? Это было выше просто прекрасного). Мы узнали Громовержца только по манере держать себя хозяином и по тяжелому колчану за плечами. Справа от него стояла Афейна, со спокойной мудростью на красивом лице, в шлеме и при копье, в точности как изображали ее в легендах и на росписях. Чуть подальше − остальные, и, когда глаза привыкли к сиянию, я смогла отличить Афродизу и Апейлона, Геферна и Ауреса… Вот Гээру, кстати, увидела только мельком: та все время скрывалась за плечами остальных. Знала, видно, что, как только муженек придет в себя после преображения, последует крутая разборка на предмет всех испытаний, которые постигли его бороду и лысину за последние четыре года.
− Остановите битву, − звучно проговорил Громовержец. – Возвратитесь в свои уделы и избавьтесь там от обмана, в который ввела вас Ата!
Полчища, которые и так поредели при появлении Зевея, начали разворачиваться в обратном направлении. Кое-кто еще медлил, но тут Афина выкрикнула что-то грозное и потрясла своей эгидой (самая безобразная мертвая рожа, какую я только видела, насколько помню – голова Медузы Горгоны), и отступление превратилось в бегство. Причем, паническое, с особенной паникой валили с поля битвы циклопы. Деревья в лесу, куда они унеслись, еще долго вздрагивали от крепких ударов: кое-кто не давал себе труда разбирать дорогу.
Зевей вслед им даже не глянул и теперь посмотрел на нас с милостивой улыбкой.
− Вы совершили подвиг, достойный моего сына Гээракла, − провозгласил он. – Боги Олимы благодарят вас. Мы решили позволить вам выбрать награду…
− Вот только в гости приглашать нас не надо, не надо, говорю, − гнусаво зачастил Эдмус. По-моему, его особенно взбесила снисходительность тона, и не его одного: Веслав вон уже трясется от злости, еще немного – и его на месте прикончат за попытку отравления верховного божества. – И бессмертия нам не надо, потому как не дело это – бессмертие. Живешь себе, в дрязги мелкие закапываешься, а главного-то – ценности каждой секундочки, каждого глоточка воздуха – нет, не чувствуешь! И ни тебе отпуска, ни чего еще, нет уж, спасибо… Вы уж лучше нам миску пиявок на дорожку, или еще чего…
Физиономия у Зевея вытянулась, равно как и лица его божественной семейки. Впервые участь Громовержца и остальных выставляли в столь незавидном свете. Мне показалось, явственно согласен со сказанным был только Тано, который так и замер рядом с нами, не смешиваясь с остальной группой. Остальным просто стало не по себе, когда их бессмертие приравняли к миске пиявок.
Зевей же молча прошел к раскидистому силуэту дерева и немного постоял, глядя, как скатываются с листиков ивы светлые, блестящие капельки. И, может, нам показалось, но со щек Громовержца тоже упала одна такая – прозрачная и солнечная, и ушла вниз, в траву, к корням ивы Крона.
Потом он вернулся к нам, как ни в чем не бывало, взмахнул рукой, и очередная молния сравняла темницу Атеи с землей. Подошел и вгляделся в лицо усопшей.
− Если кто-нибудь захочет совершить над ней погребальные обряды, – боги не будут этому присутствовать, − сказал он наконец. – Суровую кару она уже понесла за все, что сделала. Кара стократ суровее должна была достаться настоящей виновнице, ее матери, но она незрима даже для нас. Великое мужество и великая чистота сердца требуется, чтобы разгадать ее козни и разрубить тенета. Какой награды вы хотите?
− Да ничего нам не надобно, старче!! – взорвался Веслав, и, продолжи он, – мы бы точно остались вчетвером. К счастью, вмешался Йехар и отвесил Зевею церемониальный поклон.
− Мы исполнили это по долгу, а не ради корысти, − просто сказал странник. – Не сочтите это тщеславием, но нам не нужны награды.
− Ну, я не знаю… − прошептала Бо. – А колечко какое-нибудь… ну, или сувенирчик на память…
Вот бы мне иметь сто рук, как Бриарею. Или штук шесть хотя бы: на Эдмуса, Веслава и Бо, а то с одной парой всех шпынять и попеременно затыкать им рты несподручно.
Зевей поглядел на нас с уважением, но без малейшего удивления.
− Пустыми были мои слова, − сказал он наконец с улыбкой, − я знал, что вы ничего не возьмете, с того мига, как встретил вас во дворце. Да будет так! Но мы не забудем вас. Теперь – я отправляюсь на Олиму.
Он поднял голову в небеса, пронзительно свистнул (верхушки ближайших деревьев заколебались, мы схватились за уши, а ива и бессмертные не шелохнулись), и с неба донеслось заливистое радостное ржанье. Аккуратно спланировав на покрытую кровью, измятую во время боя траву, рядом с нами приземлился Нефос. Вид у него был гордый и счастливый: хозяин вернулся, пора за работу… Но это только до того момента, как пегас не сообразил осмотреть поляну и среди знакомой бессмертной компании углядел-таки нас.
Когда Нефос увидел Эдмуса – желтые глаза полезли на лоб. Когда дошел до Бо – он попятился. А потом он посмотрел до Веслава и на секунду окаменел. Правый выпученный глаз начал подозрительно дергаться.
И тут этим дергающимся глазом он очень некстати взглянул на меня.
Клыкастая пасть пегаса раскрылась, и оттуда вырвался ни на что не похожий душераздирающий, полный ужаса вопль. Нефос рванул в небо, работая крыльями с такой скоростью, что стал похож на Карлсона с двумя пропеллерами по бокам. Не берусь судить точно, но мне показалось, он себе еще и хвостом помогал…