Здравствуй, дружок. Я такая же, как ты, я сестра тебе, и, если ты меня призовешь на помощь – я приду. И если я позову тебя – ты ведь придешь, конечно, тоже?
Секундное замешательство – а потом вода меня приняла. Сразу стали прибывать силы. Отныне в каждом атоме, в каждой капле этого ручья – есть частица меня, а значит, меня уже знают в этом мире. Значит, здесь я уже могу рассчитывать на помощь моего медиума.
Для проверки я на минимуме усилий потянула воду за собой, и она поднялась за моей ладонью потешным водным столбиком. В нем, как в миниатюрном аквариуме, недоумевающе вращался какой-то малек.
Вода в сотый раз снизошла к очередному своему адепту.
История о появлении стихийников наивна и в чем-то печальна – может, именно в своей наивности. Природа и ее стихии всегда искренне верили, что человек – это их часть, и с ним можно наладить отличное сотрудничество. Тысячи лет назад стихии начали избирать для себя тех, кто близок им по духу, чтобы быть ближе к людям. Стихийники огня обогревали очаги своих племен; земля приносила своим магам богатые урожаи; металл откликался на зов из глубин и сам собой разил врага в сражениях. Мы им, они нам – что тут непонятного?
Так ведь людям вечно нужно всё а) усложнить, б) изгадить окончательно. Пушками ударили войны, и гарь жилищ и тысяч трупов ушла в небеса, а кровь закрасила реки. Нивы выжигались врагами, деревья рубились на боевые корабли, а про металл вообще, кажется, забыли, что он бывает и мирным. Нужно отдать им должное: стихии терпели, сколько могли. Но к крестовым походам человеки окончательно определились со своим путем, и тут уж речь пошла не о сотрудничестве, но о выживании. Тогда-то и произошел знаменитый раскол на «стихии мира», «стихии мести» и «стихии молчания».
Огонь и металл искренне полагали, что с людьми можно говорить только на их же языке, то есть на языке уничтожения. Они начали отборку адептов не по склонностям, а по характеру. Особо ценились такие качества, как мстительность, недоверчивость и хороший природный эгоизм. Вода и многотерпеливая земля по-прежнему верили, что с людьми можно договориться: они отбирали тех, кто мог бы стать посредником, их глашатаем. Не могу сказать хорошенько, что именно они ценили, все вокруг утверждают, что отзывчивость к чужой беде, терпение и готовность к самопожертвованию. Но тогда во мне полагается быть как минимум терпению!
А воздух слишком непостоянная стихия, потому он склонялся во все стороны сразу, часто отбирая таких же непостоянных адептов – нейтралов. Чего он хотел этим добиться, так никто и не понял, как и то, почему так часто воздух наделяет нейтралов лишь ментальными способностями.
Какое-то время после этого стихии подражали людям и с удовольствием доказывали через своих адептов друг другу, сколь они неправы. «Стихии мести» ополчились на «стихии мира», нейтралы особо не раздумывали и наподдавали всем, кто им попадется, – словом, было довольно весело, но во время Первой (и последней)Тайной Магической войны стихии и их адепты разом задумались, не переставая гвоздить друг друга. «Минуточку! – дошло вдруг до всех. – Ребятки, кажется, мы сталкиваем этот мир в Хаос, когда деремся между собою! Кстати, а с какого лешего мы между собою-то деремся, проблема разве в нас?!»
А может, им помогла понять это та самая Дружина, о которой говорил Веслав.
Худой мир был восстановлен. Одна за другой начали появляться первые Канцелярии – этакие пункты обучения новопризванных и вбивания в их тупые головы идей гармонии. Заодно уж и пункты оказания помощи стихиям, правда, это-то как раз с годами получается все меньше…
Слип! Малек исчез, его выхватил из водного столбца непомерно длинный язык. Я расплескала воду.
− Не завтрак, но спасибо, – подмигнул мне спирит. – А больше ты ничего не наловила?
И он потянулся языком к пролетавшей мимо мухе, но я была начеку. Язык шута вдруг уподобился ледяной сосульке и безжизненно свесился изо рта. Спирит укоризненно скосил на него глаза.
− У и хо ы осе эого? – осведомился он. – Йехай ея вай.
Каким-то чудом мне удалось вычленить из этого, что я понадобилась нашему Поводырю.
Оказалось – по самым насущным вопросам. Хозяйственным.
− Ольга, у тебя нет чего-нибудь съедобного?
Я рассеянно покрутилась и глазами поискала что-нибудь съедобное. Потом для приличия посмотрела в своем рюкзаке, хотя прекрасно знала, что есть там можно только валидол. И то очень условно.
− Нет, а что?
Странник пожал плечами, как бы говоря, что ничего особенного, просто все, как и я, не удосужились прихватить какую-нибудь еду.
− Можно же в деревне достать, нет, что ли?
− У нас полные карманы местных денег, − Виола смерила меня голодным и злым взглядом.
− Ну, продадим что-нибудь…
− Шута в рабство!!
− Я сё ы-ы-ы-ышу-у! – на максимуме эмоций раздалось от ручья.
− Ну, или заработаем… − мне решительно непонятно было, отчего это меня объявили главным генератором идей, или я тут самая голодная? – Наловим, наохотимся, насобираем, накр-радем!!
Йехар глянул на меня с укоризной.
− Подобные заявления больше пристали темным, − заметил он. – Вед… гм, алхимик! Ты можешь сделать золото?
− Золотом в вашем случае будет молчание, − Веслав самым тщательным образом рассматривал какой-то цветочек. – Философский камень я в кармане не таскаю. На максимуме серебро – так вы мне олово дайте, а то из чего я его делать буду?
− Значит, твоя наука и в этом бесполезна.
Веслав сунул цветочек в один из внутренних карманов (там, оказывается, были и внутренние!), потом пошарил еще в одном и предложил общественности очередную емкость, на сей раз средней величины и плоскую.
− «Завтрак туриста». Четыре капли на стакан воды – двенадцать часов жрать не хочется. Все необходимые питательные вещества в концентрированном состоянии. Что там бесполезно, а?
Во избежание ссор пришлось как бы невзначай встать между ними и с интересом впериться в пузырек.
− Алхимия и таким занимается?
− Биоалхимия. Практически моя специализация. С минералами и металлами я работаю реже. Ну, так…
Но Йехар все равно смотрел на пузырек взглядом Ивана Грозного, который сейчас скажет Шурику: «Отведай ты сперва из моего кубка!» Виола подозрения странника разделяла:
− Как-то слишком гладко выходит. Что – и побочных действий нет?
Веслав погладил пузырек и задумчиво посмотрел его на свет.
− Ай, мелочи. Если в день приема съешь больше ста граммов еды – через сутки помрешь в страшных муках, а патологоанатомы будут уверены, что или у тебя глисты по пятнадцать килограммов, или ты умер на последнем месяце беременности. Доступно?
Доступнее было и не надо. Почему-то все дружно решили воздержаться от приема замечательного снадобья. Йехар честно сказал, что прибегнет к нему, только если будет умирать от голода. Веслав не менее честно ответил, что может поспособствовать. Намечался очередной суровый мужской разговор, но тут от ручья, задумчиво ковыряя когтем в зубах, вернулся спирит.
− Я позавтракал, - объявил он радостно. – А вы не удосужились? Ничего, я и вам захватил, вот…
И вынул из кармана половинку ужа – переднюю, и на морде у змеи застыло довольно-таки удивленное выражение.
И сколько было радости потом, что поесть никто не успел!
* * *
К деревне мы добрались в довольно приличном состоянии. Устали как собаки – да, но Йехар хотя бы перестал цедить сквозь зубы то про кровожадную омерзительную нежить, то про странные вкусы Арки. И хвататься за Глэрион он тоже перестал. Шут в небесах благополучно дожевал своего ужика (время от времени сверху капала кровь или что-нибудь падало, и тут уже начинал орать тот, на кого это попадало, почему-то летело избирательно в Виолу или в Йехара) и слетал на разведку. Деревню заметил именно он.