Но он продолжился именно в том. На пиру меня всерьез решили насмерть закидать взглядами: в основном – восхищенными, но вот царица и Веслав дружно разбирали меня глазами на кусочки; Йехар глядел задумчиво и как будто что-то припоминал; Эдмус глаза выпучил и сполз по стеночке от смеха. Арсинойя, сидя рядом с царицей, улыбалась, немного вымученно, но все равно ободряюще. Бо не было, а в общем, все напоминало типичное застолье, только выпивка и закуска были гораздо качественнее (хотя есть при всех руками, да при этом еще и лежать за столом было чудовищно неудобно), музыка – интереснее (про мою великую победу над Афродитом уже успели сочинить песню, переврали все так чудовищно, что и я, и Афродит, сидевший неподалеку, поперхнулись и долго не могли прокашляться), а выходки за столом – серьезнее. Какой-то воин вызвал на поединок на мечах Йехара, и рыцарь, застенчиво улыбаясь, с третьего удара вышиб у того оружие из рук, Глэрион при этом не вспыхнул ни разу. Когда Йехар возвращался за стол, я улучила момент и передала ему слова Арсинойи насчет сфинкса. Поводырь Дружины кивнул и вместе со всеми машинально осушил надцатый кубок за мое здоровье.
− Мы думаем, это будет осмотрительно – не спешить до времени в Эйд, − прошептал он потом, нагибаясь ко мне. – И, как знать, может, нам удастся разузнать что-нибудь стоящее.
Слова Поводыря о том, что в Эйд мы не пойдем, по крайней мере, сейчас, стали для меня единственным утешением за весь вечер. И единственным стоящим событием. Кроме мелочей на пиру, вроде того, что меня пару раз пригласили замуж, один раз – вызвали померяться силами (хватило удара вполсилы кулаком) и раз тридцать подходили с просьбами «за мешок золота решить маленькие личные трудности».
Между прочим, мне раза три-четыре успели «заказать» и царицу вместе с пасынком. Алгена должна была сказать нам капитальное спасибо за то, что завтра мы должны были уходить.
Глава 10. Сфинксы и оракулы
Алхимик дулся на меня все утро. Жалобы на то, что после вчерашнего у меня перед глазами почему-то несколько рек, а в голове будто разошлись с десяток коней Громовержца – пропускал мимо ушей. Если спрашивала о чем-то – ответы цедил сквозь зубы. След на щеке у него почти пропал, видно, нашлось какое-то снадобье, но Веслав из чистой вредности не желал сменять гнев на милость и волокся за нами вдоль берега реки, отравляя чудесное греческое утро мрачным молчанием.
Бо, напротив, была оживленна и весела. Пир она пропустила, последствий избежала, поэтому была самой бодрой из группы и то и дело восклицала что-нибудь наподобие:
− Ой, речка! Опс, цветочек! Оу, тут птички, а у вас лица перекошенные…
Радость объяснялась свободой, свобода – исчезновением Нефоса от объекта поклонения, то есть, от Бо. Исчезновение объяснялось тем, что ночью блондинка простая перекинулась в блондинку зубастую. Отчасти этим же, а не только вчерашним пиром, объяснялись наши дегенеративные физиономии. Просто когда посреди пира врываются стражники с криками, что во дворе − огромная пантера… и когда вместе с остальными дружинниками ты эту зверюгу пытаешься препроводить из двора и вдруг обнаруживаешь, что действие «Эффекта Медеи» решило закончиться в самый подходящий момент… ну, какое у меня могло быть сегодня лицо? Стресс, классический стресс!
Спасибо еще, когда пантера посмотрела на нас четверых после, извиняюсь, восьми часов пиршества, ей подумалось, что лучше будет выбрать отступление. После того, как четверть часа она гонялась за нами по двору, а потом столько же – мы за ней, стороны расстались полюбовно. Третья сущность Виолы слопала кабанью ногу, которой ее пытался приманить Эдмус, и потрусила куда-то в кусты отдыхать, оставив при этом охрану в полном недоумении: а почему это ее не берут стрелы и мечи? Вернулась триаморфиня уже под утро и в прежнем образе, то есть, как Бо. Первый ее вопрос был про Нефоса, вот тут-то мы и заметили, что коня Громовержца нет. Наверное, не вынес конкуренции с пантерой.
Мы не прощались, оставляя за спиной спящий дворец. Провожала нас только Арсинойя, да и та довела только до реки, вдоль течения которой мы сейчас и тащились.
− С этой странной девушкой все же что-то не так, − сипло заметил Йехар, разрывая двухчасовое молчание. Потом подумал и прибавил непонятно: − А может, и так. Я не совсем понял, может, она чего-то недоговорила об этом сфинксе? Она говорила: что, он кровожаден или нет?
− Не очень помню… − печально призналась я росистой траве. – Кажется, они его опасаются и считают чуть ли не чудовищем. Он никого не пускает через эту самую развилку, на которой живет. Но я так поняла, что туда вообще очень давно никто не забредал. Сотни лет… вроде, все знают, где он, и не заходят.
А нам… не страшно, − вмешался Эдмус. Он говорил невнятно, потому что летел над водой, время от времени складывая крылья и механически плюхаясь в реку, набирая при этом полный рот воды. Мою фляжку спирит опустошил полтора часа назад. – И если он не убежит… как посмотрит на наши рожи…
Плюх. Плюх. Никто не ответил, и я возобновила попытки наладить контакт с Веславом. Иметь за спиной враждебно настроенного магистра алхимии почему-то отчаянно не хотелось. Я даже пару раз попросила у него прощения (и дождалась такого же количества презрительных хмыков в ответ), но еще через пару часиков у меня все же лопнуло терпение
− Может, мне тебе «польку-бабочку» сплясать посредине реки?!
Алхимик скосился на меня иронически.
− А уровень позволит? – потом нервно махнул рукой и заявил отрывисто: − Всё, проехали.
Само собой, тут же поднялась из анабиоза совесть. Осмотрелась и с энтузиазмом запустила в меня пильчатые зубы.
− Насчет эликсира, − заговорила я немного потише и почти скороговоркой, − не думай, что я не понимаю, что если бы не ты…
Алхимик содрогнулся всем телом, тут же споткнулся и едва не свалился в реку. Какая-то наяда с надеждой высунулась из воды, ожидая получить в свои объятия прекрасного принца, но получила только худой кулак в митенке прямо себе под нос и короткое: «Попробуй!» Обиженная наяда развернулась к кулаку спиной – и с тоскливым воплем нырнула в реку, а на ее место плюхнулся Эдмус.
− Предупреждаю всех и сразу, − заговорил алхимик, поднимая палец вверх, − когда меня пытаются убить банальностью, я начинаю принимать ответные меры. Своими способами. Доступно?
На этом слове отмерла и фантазия. Я с тихой мстительностью вообразила алхимика героем одного из нынешних сериалов. Финал точно был бы нетипичный: «и тут умерли все».
И так мы брели, молча или обмениваясь не блещущими остроумием фразами, время от времени останавливаясь и пытаясь перекусить. Ела в основном Бо, остальные напряженно отворачивались от припасов (они представляли собой остатки вчерашнего пиршества, которые под шумок стянул Эдмус). Потом поднимались и шли опять, и мне казалось, что мы будем так брести еще неделю или две, и меня это вполне устраивало, да и остальных тоже, так что развилку дорог мы не прозевали только благодаря Эдмусу. Тот уже отошел настолько, что поднялся на приличную высоту и смог сообщить, что видит нечто похожее.
Не у реки, конечно, а довольно далеко от нее. И спирит не ошибся: развилка действительно была, это было засвидетельствовано сразу всеми, когда мы на нее вышли. Когда мы на нее вышли и увидели его. Ее.
Сфинкс лежал, или лежала, чуть в стороне от дороги. Размеры – чуть больше крупного льва. Умное женское лицо – все-таки она – аккуратно уложенные в высокую прическу каштановые волосы. Мне показалось, я даже шпильки вижу, честное слово… Вид у сфинкса был не то чтобы мрачный, а скорее донельзя скучающий. При виде нас она не пошевелилась, только устало львиной лапой перевернула то ли страницу в книге, то ли какую-то табличку.