А Веслав недаром фыркал, когда Йехар разорялся: она, мол, ничего нам не сможет сделать, у нее силы нет, только обличия менять, да зачаровывать… Оказывается, например, она еще может навербовать себе маленькую армию. И скрыть ее присутствие совсем недалеко от нас.
− Отдайте же ее мне, − предложила Атея мягко, − вы сами видите, битва безнадежна. Как только я дам сигнал…
− Я помогу, − ухмыльнулся Веслав, подбрасывая высоко вверх, к сияющему солнцу, веточку с какими-то ягодами.
Он еще успел нам шепнуть: «Закройте глаза», а мы успели это выполнить, и тут же нас оглушили неимоверные крики, рев, рычанье… Открыли глаза мы уже без подсказки Веслава. Вовремя: ослепленное воинство Атеи вперемешку мчалось на нас. Наверное, алхимик рассчитывал на другой эффект, но здешние злыдни решили во что бы то ни стало отплатить нам всем. Поскорее.
− За мной! – рявкнул Йехар, и его клинок полоснул пламенем, ослепляя теперь еще и нас.
В бою светлый странник был страшен. Сквозь ряды противников он даже не пробивался, а просто шел со спокойным упорством, а вспыхивающий Глэрион, казалось, был сразу везде: справа, слева, вверху, даже сзади! Каждый клинок, с которым он сталкивался, или расплавлялся, или падал перерубленным, крови почти не было, только запах горелого мяса, от него першило в горле.
А вокруг падали тела. Людей, кентавров, каких-то мифических созданий и неизвестных мне тварей – полулюдей-полузмей. Если бы не было так жутко – меня бы наверняка вывернуло наизнанку, а так я покорно бежала за Йехаром, стараясь только перепрыгивать через трупы, оглядываться не было времени…
Бо занималась стрелами и делала это в своем духе: «хи-хи», «ой, как…» и «чмоки-чмоки, мальчики» ужасали врагов больше любых боевых кличей. Пару залпов она, поднапрягшись, вернула самим стрелкам, и больше в нас не прилетело ни единой стрелы.
Вот она. Высшая индульгенция.
Веслав прикрывал сзади, оттуда до нас звуков доносилось вдвое меньше, так что все время хотелось обернуться и посмотреть, живой он хоть там или нет. Что он живой, обнаружилось, когда мы вслед за Йехаром добежали до бывшей темницы Атеи рядом с холмом, и прижались спинами к камню.
− Все целы? – задохнулся Йехар, осмотрел нас и понял, что все. Между тем мы получили короткую передышку. Воинство Атеи сомкнулось вокруг своей госпожи, но к нам двигаться не собиралось. Кажется, они чего-то или кого-то ждали…
И тут прямо перед моим носом в землю ударилось остро заточенное медное перо. Вонзилось и затрепетало в земле. За ним еще одно и еще.
− Стимфалийские птицы, − пробормотала я. – Штук пять, не меньше.
И выбор веселый: либо внутрь, в темницу, откуда мы наверняка не выйдем, либо оставаться здесь и молить, чтобы воздушные щиты Бо сработали и против этих тварей.
Но…
Улыбка Атеи померкла во второй раз за день: навстречу стимфалийским птицам в небо рванулась с земли серо-зеленая молния с воплем:
− Эге-гей, пернатые! Встречайте родича!
И в небе явственно разгорелась свалка, хотя какая там могла быть свалка, спирит против пяти кровожадных тварей, одного из подвигов Геракла? Но, однако, была: нам в небо смотреть было опасно, мы и не смели, а вот в воинстве Атеи смотрели, и, судя по тому, как у наемников медленно удлинялись лица, чего-то такого странного они там насмотрелись.
Потом они перевели глаза на нас, и глаза на удлиненных лицах некрасиво выпучились.
Из темницы вышел и не спеша подошел к нам бледный юноша в черных одеждах, с большим, нелепым клинком на поясе.
− Радуйтесь, друзья мои! – проговорил он с застенчивой улыбкой.
К сожалению, наши перекошенные рожи в этот момент претендовали примерно на обычное выражение лица Веслава, но уж никак не на радость. И не на дружелюбие.
− Ты за нами? – спросила я наконец в наступившей – она как-то сразу наступила, даже в небесах – тишине.
− Я – к вам, − поправил Тано и занял место рядом с Йехаром: рука сжимает рукоять клинка, на губах меланхолическая полуулыбка. – Оставь твой безумный замысел, Атея… Я старше тебя на много веков. То, чего ты хочешь, принесет горе и тебе, и остальным. Я знаю это.
− И готов разделить с ними их участь? – она кивнула на нас. – Ты ведь теперь смертный, Тано… − и приподняла скипетр с коротким напоминанием, и мне показалось, что в хрустальном набалдашнике хищно блеснула красная капля. – Ты теперь смертный и лишен силы!
− Я – да, − грустно согласился бог смерти. – Но не он.
И его пальцы чуть сжали стертую рукоять меча. Атея свела тонкие брови, будто усомнилась в чем-то, но в ту же секунду дала сигнал к атаке одним взмахом руки.
Вновь вспыхнул Глэрион, но Тано стоял пока неподвижно. На нас кинулись сразу с трех сторон (разве что со спины мы были прикрыты), Веслав отпихнул меня назад, рявкнул: «Не лезь! Береги ее!» − подтолкнул Бо, чтобы прикрывала меня – и мне досталась самая незавидная и самая противная роль. Зрителя.
На Йехара можно было не смотреть. Рыцарь был в гуще сражения, но держался стоически и сохранял подобающую ему благородную суровость на челе. На месте его противников – я бы сразу расползалась, он двигался молниеносно: выпад, рубящий удар, колющий, взмах, круговое движение, уклониться, и на каждое движение приходилась чья-нибудь смерть. Странник и его клинок действовали как единое целое, но в армии Атеи либо была завидная дисциплина, либо у немногих были вообще мозги. Так или иначе, желающие попытать счастья находились. Счастье пока не спешило им улыбаться.
Как и противникам Веслава: вот кто решительно преобразился в бою. Четкие, размеренные движения. Ни лишнего жеста, ни слова, никакой нервности или суетливости, молчание и расчет, а противники боялись его размеренности больше, чем молниеносности Йехара: часть уже хрипела на земле, сколько-то корчилось рядом с лицами, изъеденными язвами, а кто-то подняться уже не мог.
Из-под небес все еще доносились крики. Бо тихонько хихикала и играла в пятнашки со своими правилами: не глядя, тыкала пальцем в лезущую на нас орду, а в орде от этих тычков разлетались в стороны, как от ударов кувалды.
А я прижалась к холодной стене темницы, и мне было от души страшно. Потому что кончиться это могло только одним: рано или поздно количество над качеством восторжествует, а умирать не хочется, а долго бой такой продлиться не может. Йехара вон окружают, и что теперь?
И вещие мойры решили дать ответ на мой вопрос – и дали его, когда из ножен с визгом вылетел меч Тано.
Он тоже светился, но не как Глэрион – яростным пламенем боя: это был холодный, тусклый металлический блеск смерти, но он резал глаза страшнее огня. У меня подогнулись колени при одном взгляде на него; слева Веслав схватился за сердце и выронил какой-то пузырек (и поймал его у земли во вратарском приеме); у Бо чуть дрогнула рука, и какой-то циклоп с ревом схватился за глаз. Рати Атеи заколебались, но не отступили.
Первый же взмах клинка выкосил из их рядов брешь в пять единиц. За ним последовали остальные: раз-два, раз-два, в этой спокойной монотонности движений Тано, в том, как легко он держал тяжеленное оружие в хрупких пальцах, было что-то жуткое, и только когда он сделал с десяток взмахов – я поняла…
Он вовсе не умел сражаться. Йехар, который было замер, но теперь опять дрался рядом, − пригибался, нырял под оружие противника, отражал удары, поэтому у него в глазах и было это выражение сосредоточенности воина, который ищет брешь в обороне врага.
А Тано взмахивал мечом так, будто косил траву, и глаза у него оставались лирически-грустными и задумчивыми. И если Глэрион и Йехар в бою составляли единый организм – казалось, клинок Тано сам выбирает себе жертвы, не советуясь с хозяином. Да и хозяин ему не очень-то нужен…
− Тано! – прокатилось над поляной.
Атее с чего-то вздумалось взобраться на тот самый холм, теперь она стояла на нем, в лучших традициях, с развевающимися волосами, с поднятым жезлом…
− Ты умрешь как смертный!
В ответ раздался тихий, грустный смех бога смерти. Он был уж точно не громче воинственных криков наемников и мифических злыдней, или боевого клича Йехара, или воплей с небес, но как только он послышался – замерло на поляне вся и все. Наверное, в этот момент все почувствовали то же, что и я.