Он понимал, что чтобы попасть в комнату матери, ему придется пройти мимо монаха, а также - что если он попытается вернуться в свою комнату, фигура может последовать за ним, поэтому он решил бежать! Привидение занимало большую часть узкого коридора, поэтому он опустил голову и помчался прямо на него! Проскочив призрак насквозь, он побежал в комнату матери, крича во весь голос, но перед тем как покинуть коридор, обернулся, и снова увидел фигуру, мрачную и торжественную, на этот раз повернутую к нему спиной.
Родители успокаивали его, говорили, что виной всему его воображение, - обычную в подобных случаях чушь. Они осмотрели коридор, но никакой фигуры в нем уже не было, и больше о ней не было сказано ни слова; но воспоминание об ужасном монахе сохранилось у него, как самое страшное воспоминание его детства.
Прошло два года, семья покинула дом на севере и переехала жить в местечко, неподалеку от Лондона.
Однажды к ним приехал гость из северной части страны, уроженец места, в котором они жили прежде. Во время его визита мальчик рассказал ему о своем видении и о том, как был напуган им. Гость внимательно посмотрел на него и сказал, что это любопытно, "поскольку дом, в котором вы жили, был построен на месте старого монастыря".
В этом, вероятно, и крылось объяснение случившегося, причем мистер Грэхем утверждал, что никто из членов семьи не знал об этом обстоятельстве.
Второй эпизод с участием призрака случился в очень старом доме мистера Грэхема, в Эппинг Форест.
Около трех лет назад, во время болезни жены, он занял в доме комнату, до этого никогда не использовавшуюся.
Однажды, посреди ночи, он был испуган, услышав возле уха звук, похожий на выстрел из револьвера или пистолета и, вскочив, принялся осматривать комнату.
Поскольку ничего не обычного видно не было, он, миновав лестничную площадку, вошел в комнату жены, взглянуть, не случилось ли чего с ней, но обнаружил, что она тихо спит с ребенком, поэтому удалился, не став ее будить, и обыскал весь дом - безрезультатно.
В следующие одну или две ночи ничего не случилось. Затем повторилось снова. Звук выстрела разбудил мистера Грэхема от крепкого сна, и он снова осмотрел дом.
На этот раз он был абсолютно уверен, что в его комнате стреляли из револьвера, хотя не было ничего, что могло бы объяснить этот шум; поэтому он, крайне удивленный, снова лег спать.
Потом звук повторялся еще несколько ночей. Безуспешно обыскав дом, он пришел к выводу, что, по всей видимости, столкнулся с чем-то сверхъестественным, и на следующее утро рассказал обо всем жене. Ее очень позабавила мысль о том, чтобы жить в доме с привидениями, и она сказала, что ему, наверное, все это приснилось. Но он больше не стал ночевать в этой комнате.
В следующий раз выстрел был услышан, когда дом был полон гостей, и одному из слуг разрешили спать в этой комнате. Утром служанка спросила, не стрелял ли кто-нибудь ночью из револьвера, потому что, по ее словам, она слышала выстрел, страшно ее напугавший. Мистер Грэхем, слышавший ее вопрос, сказал ей, что виной всему - ее воображение, но при этом многозначительно посмотрел на свою жену, до сих пор скрептически относившуюся к возможности сверхъестественного проявления. Однако та нисколько не верила в такую возможность, и превратила комнату в детскую.
Спустя месяц или два, после того как дети стали спать в ней, старший мальчик, возрастом пяти лет, пришел к отцу и спросил:
- Папа, а почему в моей комнате ночью постоянно слышатся звуки выстрелов?
Мистер Грэхем дал обычное объяснение, - все дело в воображении, - и на этом вопрос был закрыт. Но звуки не прекращались. Мальчик слышал их два или три раза. Ничего необычного за ними не следовало, никакой призрак не появлялся, но таинственные выстрелы были, очевидно, результатом какой-то трагедии, случившейся в комнате в старые времена, но было ли это убийство или самоубийство - кто знает?
Другой лондонский издатель, хорошо известный в литературном и научном мире, любезно поведал мне следующую историю, имеющую отношение к членам его семьи, которую я назову "Распятие из слоновой кости".
- Много лет назад, - рассказывал мистер N., - когда мы были детьми и жили в доме в далеком графстве, у нас был двоюродный брат по имени Джон, которого мы все не любили, потому что он был бледным, вялым, религиозным мальчиком, не принимавшим участия в наших играх и забавах. Моя мама была очень привязана к нему, а он - к ней; на самом деле, мне кажется, он нравился ей даже больше собственных детей; во всяком случае, не меньше.
Врачи обнаружили у бедного мальчика чахотку и порекомендовали отправиться в Египет, в качестве последнего шанса на исцеление.
Перед тем, как отправиться в путешествие, Джон зашел к нам в дом попрощаться, и принес моей матери, а его дорогой тете Терезе, как он ее называл, красивое распятие из слоновой кости в качестве подарка. Оно было около десяти дюймов в высоту, не из тех, которые вешают на стену, а стоящее на подставке.
Моя мать была в восторге от подарка племянника и настаивала на том, чтобы поместить его на большой деревянный кронштейн, висевший высоко, вне досягаемости, над ее кроватью, что вызвало гнев моего отца, бывшего протестантом, и считавшим все распятия "штучками Рима".
Когда мой кузен уезжал, мы все пошли на вокзал проводить его. Расставание с моей матерью было самым трогательным, а его последними словами были: "Прощайте, тетя. В следующий раз мы встретимся на небесах. Но я пришлю вам сообщение".
Три или четыре месяца спустя мы устроили вечеринку в своем саду; перед самым прибытием гостей моя мама пошла в свою комнату, надеть шляпку. Вскоре раздался громкий крик, и одна из горничных, прибежав в ее комнату, нашла ее лежащей на кровати в обмороке. Когда она пришла в себя настолько, что смогла говорить, то сказала, что, войдя в комнату, вспомнила о племяннике и подумала, как он там, когда вдруг распятие, на которое он взглянула, упало с кронштейна. Кронштейн был прочно вделан в стену, находился по-прежнему вне пределов досягаемости, а распятие, по уверению моей матери, было слишком тяжелым, чтобы его могло свалить ветром. Почему же тогда оно упало? Конечно, отец и мы все пытались ее успокоить, но она сразу догадалась, - что-то случилось, и ее самые страшные опасения оправдались, поскольку тем же вечером, в половине седьмого, из Египта пришла телеграмма, в которой сообщалось: бедный кузен умер в тот самый момент, когда упало распятие.