Выбрать главу

— Где он видит риск? Он получит деньги вполне легально.

— Говорит, должен получить больше. Говорит, не хочет жениться на девчонке, и еще говорит, что пусть его повесят, но он не женится.

Серая Маска подался вперед.

— Ну что ж, если он не сделает то, что ему велят, его, конечно, не повесят, но он загремит на семь лет. Так ему и скажите. — Он что-то нацарапал на листочке и подтолкнул бумажку через стол. — Передайте ему. Если семь лет тюрьмы он предпочитает свободе, десяти процентам и красивой жене, он получит свои семь лет. Это ему не понравится.

Второй взял бумажку.

— Он говорит, что не знает, зачем должен жениться на этой девчонке. Я сказал, что передам вам его вопрос. Зачем?

— Этим он ее обеспечит, это хорошо смотрится, это успокоит ее и ее друзей.

Второй торопливо заговорил:

— Так вы думаете, что свидетельство может быть?

— Я не хочу рисковать. Скажите Тридцать Второму, что он должен воспользоваться письмом, которое мы ему подготовили.

— Так вы думаете…

Ответа не последовало. Второй опять заговорил:

— В Сомерсет-хаусе ничего нет. Разве этого мало?

— Мало. Не все венчаются в своих приходах или регистрируют брак в ближайшем магистрате. Иногда женятся даже за пределами Англии.

— Он был женат?

Серая Маска выпрямил абажур лампы — полоса света, идущая к двери, погасла.

— Если бы Номер Сорок имел уши, он бы ответил на этот вопрос.

— Сорок…

— Вероятно. Номер Сорок говорит, что у него была привычка прогуливаться по палубе и разговаривать. Может быть, он что-то сказал, может быть, он рассказывал о таких вещах, о которых не стал бы говорить, если бы не знал, что Сороковой этого не слышит. В результате его поглотило море, а мы ничего не узнали. Бедняга Сороковой так и не научился читать по губам.

Серая Маска поднял руку и подал сигнал. Оказалось, что Сороковой приставлен к дверям как швейцар! Но он абсолютно глухой! Конечно, в некотором роде это полезно, но все-таки неудобно. Чарлз задумался: как же он узнает, что по ту сторону двери кто-то есть? Конечно, если приложить руку к панели, то почувствуешь колебания, когда кто-то стучит. Да, видимо, так. И еще кодовые сигналы.

Пока он размышлял, свет погас. Дверь начала открываться. Серая Маска положил руку на выключатель лампы, и комната погрузилась в темноту. Чарлз успел заметить, как мелькнуло смутное зеленоватое пятно и тут же погасло.

Чарлз встал — у него затекли мышцы. Бесшумно пройдя через спальню матери, он взялся за ручку двери, прислушался, но не услышал никаких звуков. Больше всего ему хотелось ринуться за ними, настичь где-то у выхода на лестницу, сбить с ног, разметать — боевой клич и их собственная нечистая совесть ему в этом помогут. Веселенькое вышло бы дельце! Он с наслаждением представил себе, как квадратная туша Сорокового с глухим стуком обрушится на лестницу, где уже корчатся двое остальных.

Пропади пропадом эта Маргарет! Если бы она не затесалась в этот чертов грязный заговор, уж он бы поразвлекся! А вместо этого он должен, заметив время, на цыпочках красться по собственному дому вслед за троицей прохвостов.

И Чарлз пошел. Дошел до верха лестницы и заглянул вниз, в холл. Там в сумраке кто-то двигался. Светильник в углу продолжал гореть. Латтери, сторож, вышел на освещенное место, насвистывая «Вниз по Лебединой реке». Свистел он фальшиво.

Чарлз ринулся вниз и возник перед Латтери, произведя эффект разорвавшейся бомбы.

— Где тебя черти носили и какого черта ты тут делаешь?

Латтери уставился на него, колени у него задрожали, а широкое тупое лицо приняло зеленоватый оттенок.

Чарлз побежал к двери в сад — она все еще была отперта. Пробежал через сад и услышал, как со стуком захлопнулась дверь в стене. Когда он ее открыл и выскочил на аллею, кто-то уже сворачивал за угол, на Торн-лейн. Он стремительно добежал до угла, свернул — и увидел его. Мальчишка-рассыльный, насвистывая, стоял под фонарем, и его рыжие волосы сверкали чистой медью.

В самом конце улицы Чарлз заметил удаляющуюся женщину. Он побежал за ней, но, достигнув шумного перекрестка, оказался в толпе женщин, заполонивших тротуар: в двух больших кинотеатрах на противоположных концах улицы закончились сеансы.

В скверном настроении Чарлз вернулся в дом.

Глава 4

Чарлз допросил Латтери, но так и не понял, имеет ли дело с жуликоватым слугой или с полным тупицей, до смерти напуганным внезапным появлением джентльмена, который должен был находиться за тридевять земель.

— Где ты был?

— Сами видите, четверг, — еле выговорил потрясенный Латтери.

— Где ты был?

— Сами видите, четверг, мистер Чарлз, — прошу прощения, сэр. Сами видите, четверг, сэр, я по четвергам получаю зарплату у нотариуса, как он установил. Я у него честь честью отпросился, он вам скажет. Я спросил, сэр, устроит ли его, что по четвергам у меня будет свободный вечер. И нотариус сказал… там еще был клерк, он вам скажет то же самое… он сказал мне: какие могут быть возражения!

— По четвергам у тебя вечер выходной?

— Да, мистер Чарлз, — прошу прощения, сэр.

— Ты всегда уходишь по четвергам?

— Да, сэр.

К Латтери вернулся цветущий цвет лица, но круглые глазки продолжали беспокойно бегать.

— Ты всегда оставляешь открытой садовую дверь? — внезапно выпалил Чарлз.

— Садовую дверь, сэр?

— Дверь из маленькой галереи в сад. Обычно ты оставляешь ее открытой?

— Нет, сэр.

— А почему сегодня оставил открытой?

— Она была открыта, сэр?

— А то ты не знаешь! Ты же входил через нее в дом!

— Я вошел через парадную дверь. — Латтери вытаращил глаза.

Они находились в кабинете, выходящем в холл. Чарлз распахнул дверь и выглянул.

— Если ты вошел через парадную дверь, кто запер ее и накинул цепочку?

— Прошу прощения, я, сэр.

Чарлзу стало смешно. Он отпустил дверь — она захлопнулась, и он вернулся на место.

— Когда я час назад сюда пришел, дверь на улицу была открыта. Я вошел. Садовая дверь тоже была открыта — через нее я вошел в дом. Поднялся наверх, и под дверью маминой гостиной увидел полоску света.

— Кто-то не погасил свет, сэр.

— Те, кто его не погасили, все еще сидели в комнате, — сухо сказал Чарлз. — Это были мужчины, трое. И они спустились по лестнице прямо передо мной. Не собираешься ли ты сказать, что их не видел?

— Клянусь, я ничего не видел.

— И не слышал?

Латтери помедлил с ответом.

— Вроде как стукнула дверь… да, точно, я еще подумал, что для моей миссис рановато…

Глава 5

Мисс Стандинг вздохнула, шмыгнула носом, вытерла глаза потрепанным платочком и заученным движением запустила пальчики в коробку с французскими шоколадными конфетами. Выбрав подтаявшую конфетку с приторной начинкой, она еще раз вздохнула и продолжила начатое письмо. Пристроив мятый листочек на коленке, она писала подруге, с которой рассталась два дня назад, когда уехала из Швейцарии, из Академии мадам Мардон — дорогого, изысканного заведения для избранных. На бледно-голубой бумаге было нацарапано: «Мой дорогой ангел Стефания!»

Мисс Стандинг лизнула шоколадку и продолжила:

«Так мерзко и чудовищно, что нет слов! Мамзель только всего и сказала, что бедный папа умер. Она сказала, что в телеграмме ничего больше не было и что я должна ехать домой. А когда я вчера ночью сюда приехала, никакой миссис Бьюшамп на месте не оказалось, а раньше на каникулах она всегда была здесь, да и слуги выглядят как-то странно. А мамзель сегодня укатила, и я так и не знаю, что случилось, только то, что папа был на своей яхте где-то на Средиземном море. Так что никаких похорон не будет, ничего такого, а у меня даже нет ничего черного, только то, с чем я приехала. Все убого до безобразия. Если ты не будешь мне писать, я просто умру. Такое безобразие, что поговорить не с кем! Сегодня утром придет нотариус — папин нотариус. Он позвонил и сказал, что придет. По-моему, я теперь буду богата до безобразия. Но все это так угнетает! Я даже пожалела, что у меня нет родственников, хотя бы таких безобразно скучных, как у Софи Вейр. Помнишь, какая у ее тетки шляпа? У меня нет родственников, кроме кузена Эгберта, а лучше уж вообще не иметь никого, чем такого. Никто себе не пожелает такого родственничка. Ужасный негодяй, другого такого поискать надо».