— Мисс Стандинг, неужели отец никогда не говорил с вами о матери?
— Нет. Повторяю, он со мной практически не разговаривал. Он всегда был занят до безобразия. Он никогда со мной не говорил.
— Тогда почему вы считаете, что вас назвали в честь матери?
Легкий румянец сделал мисс Стандинг еще прелестнее.
— У него был портрет, который он всегда держал под замком. Знаете, бывают такие штучки — дверца, замочная скважина, а внутри миниатюра. Мне всегда хотелось знать, что там внутри.
— Ну и?..
— Не знаю, должна ли я говорить… — с добродетельным видом произнесла она.
— Мне кажется, вы просто обязаны сказать.
Что-то в голосе мистера Хейла напугало ее. Она шарахнулась, вскинула на него испуганные глаза и, запинаясь, торопливо принялась рассказывать:
— Мне не разрешалось заходить в его кабинет. Но однажды вечером я зашла, потому что думала, что его там нет. Его и не было. А когда я услышала, что он идет, у меня оставалось время только на то, чтобы спрятаться за шторами. Мне было страшно до безобразия, я боялась, что он никогда не уйдет, и мне придется всю ночь простоять за шторой.
— Да. Продолжайте.
— Он писал письма, расхаживал по комнате. А потом как будто застонал, и я испугалась и выглянула из-за шторы. Он открывал этот портрет. Снял ключик с цепочки для часов и отпер. Он смотрел на портрет целую вечность. Еще раз застонал и шепотом сказал: «Маргарет», два раза.
— Вот оно что, — сказал мистер Хейл.
У Маргот пылали щеки.
— Почему вы так говорите, как будто я вам рассказала про погоду?! Я рассказала такую вещь, которая секретна до безобразия и ужасно романтична!
— Дорогая мисс Стандинг…
— Я вся трепетала до безобразия!
— Вы видели портрет?
— Н-нет. Значит, так. Я только успела взглянуть, и тут он отвернулся… ну, вы понимаете.
— Да?
— Это была миниатюра, а вокруг нее маленькие бриллиантики. Они сверкали как не знаю что, я только увидела, что она белокурая, как я. И все. Я видела ее один лишь миг. Она была ужасно красивая.
Мистер Хейл покашлял.
— Выходит, нет никаких доказательств, что эта миниатюра — портрет вашей матери.
— Конечно ее. Чей же еще!
— Не исключено. Позвольте спросить, портрет находится в этом доме?
— Он всегда возил его с собой. Наверное, он на яхте.
— Боюсь, он вместе с ним упал за борт. Стюард говорил о портрете, который вы описали. Он сказал, что мистер Стандинг всегда носил его с собой. Итак, мисс Стандинг, вы вполне уверены, что не знаете девичью фамилию матери?
— Я же вам сказала, что не знаю.
— Или хотя бы где ваш отец с ней познакомился?
Маргот помотала головой.
— Вы не знаете, где они поженились?
— Нет. Я ничего не знаю, сказала же вам — не знаю.
— Вы знаете, где вы родились?
— Н-нет. Во всяком случае… нет, не знаю.
— Что вы хотели сказать? Вы что-то собирались сказать.
— Только то, что… нет, не знаю… я думаю, что не в Англии.
— А! Не скажете ли почему?
— Он сказал — давно, я была еще маленькая, — он сказал, что он родился в Африке. Я спросила: «А где я родилась?» — и он ответил: «Далеко-далеко отсюда». Я подумала: видимо, я родилась не в Англии, а еще где-то.
Мистер Хейл пощелкал языком — обычно это записывают как «тц-тц!». Так он выразил свое презрение к подобному воспоминанию. В качестве доказательства оно никуда не годилось. Он прочистил горло с еще большей значительностью.
— Мисс Стандинг, если не будет найдено завещание, или свидетельство о браке вашей матери, или ваше свидетельство о рождении, то ваше положение станет исключительно серьезным.
Рука Маргот с конфетой застыла на полдороге ко рту.
— Почему это оно станет серьезным? Я папина дочь.
— Этому нет никаких доказательств, — сказал мистер Хейл.
Маргот расхохоталась.
— Ой, смешно до безобразия! Все знают, что я его дочь! Вы смешной до безобразия! Кто же я, по-вашему, если не Маргот Стандинг? Это же просто глупо!
Мистер Хейл насупился.
— Мисс Стандинг, дело очень серьезное, и я умоляю вас отнестись к нему серьезно. Я не верю, что мистер Стандинг составил завещание. Я знаю, что он не делал этого до двенадцатого августа сего года, когда заплатил за визит отцу. Это было шесть недель назад, и после того, как он ушел, отец сказал, что он безуспешно убеждал мистера Стандинга в необходимости составить завещание. Отец сказал такие слова: «Странное дело, — сказал он, — человек в положении мистера Стандинга откладывает такую простую и необходимую акцию, как составление завещания. Учитывая особые обстоятельства его дочери, он просто обязан это сделать, чтобы обеспечить ее будущее». Мисс Стандинг, это точные слова моего отца, и я привожу их в подтверждение того, что он был осведомлен о некоторой незаконности вашего положения.
Маргот вытаращила глаза.
— Что вы имеете в виду?
— При отсутствии какой-либо информации и в свете сказанного моим отцом…
— Господи боже мой, что вы имеете в виду?
— Я имею в виду, — сказал мистер Хейл, — что брака, по-видимому, не было.
— Как же так, ведь есть я! — сказала мисс Стандинг.
— По-видимому, вы незаконнорожденная.
Мисс Стандинг молча смотрела на него. Она повторила слово «незаконнорожденная» — оно прозвучало очень музыкально. Она просияла и с неподдельным интересом спросила:
— Как Вильгельм Завоеватель? Как сыновья Чарлза II?
— Точно так, — сказал мистер Хейл.
— Потрясающе до безобразия! — воскликнула мисс Стандинг.
Глава 6
Когда мистер Хейл закончил объяснение законного положения незаконной дочери человека, умершего без завещания, глаза мисс Стандинг округлились от недоверия.
— В жизни не слышала ничего более несправедливого. До безобразия, — твердо сказала она.
— К сожалению, от этого закон не меняется.
— Тогда что хорошего в том, что женщинам дали право голоса? Я думала, Что они изменят законы, несправедливые до безобразия. Так нам всегда говорила мисс Клей.
Мистер Хейл никогда не слышал о мисс Клей, которая была ни много ни мало как заместительница мадам Мардон. Сам он был противоположного мнения об избирательном праве для женщин.
— Вы хотите сказать, что я ничего не получу? — спросила мисс Стандинг, выпрямившись в кресле и сложив пухлые ручки на коленях, прикрытых синей шерстяной юбкой.
— По закону вы ни на что не имеете права.
— Но это совершенно позорно! Вы хотите сказать, что у папы были миллионы, но я не получу ничего вообще? Кто же, если не я? Кто-то же должен их получить! Или государство их просто украдет?
— Ваш кузен мистер Эгберт Стандинг является законным наследником. Он… э… без сомнения, сочтет уместным выделить вам некоторое содержание.
Мисс Стандинг вскочила, словно подброшенная пружиной.
— Эгберт! Вы шутите, вы конечно шутите!
Мистер Хейл принял оскорбленный вид.
— Нисколько, мисс Стандинг!
Маргот топнула ногой.
— Я не верю ни единому слову! Папа не любил Эгберта. Он назвал его паразитом. Я это прекрасно помню, потому что я не знала, что означает это слово, и спросила его, а он велел посмотреть в словаре. И сказал, что не знает, чем он заслужил такого племянника, как Эгберт. Он сказал, жалко, что его брата Роберта не утопили в детстве, тогда бы у него не было Эгберта. Вот что сказал папа, и вы еще думаете, что он бы захотел, чтобы все его деньги, и все вещи, и картины достались человеку, к которому он так относился?! Папа обожал эти чудовищные мрачные картины, он бы ни за что не захотел отдавать их Эгберту. Эгберт тоже их обожает, не знаю почему, и это папу злило больше всего. Какие все-таки бывают смешные люди, правда?
Когда мистер Хейл ушел, Маргот продолжила письмо к Стефании.
«Ой, Стефания, кто сейчас приходил! Мистер Хейл, нотариус! Старый оболтус, голос нудный до безобразия — когда у священника бывает такой голос, заснешь и в церкви. Но мне спать не пришлось, потому что он говорил вещи, убийственные до безобразия. Выдал целую кучу семейных секретов, сказал, что считает, что я незаконнорожденная, как все равно какая-нибудь историческая личность! Раньше мне только в исторических книгах попадались незаконнорожденные. А он говорит, что и я такая, потому что думает, что отец и мать не были женаты. Я этого не понимаю, но он говорит, что нет никакого свидетельства о браке и о моем рождении. Видишь, какая глупость? Если бы я не родилась, меня бы не было! А я есть, и тогда кому нужно это свидетельство о рождении?! А он говорит, что я не получу никаких денег…»