– Говорят, Шакальник так всех достал, что остальные шахтеры, выходя из забоя, бросили его и сами всё обвалили, – произнес Франк, не сводя взгляда с жуткого дома. – А он умудрился продержаться под завалом двое суток, пока его не откопали.
– Скажешь тоже. – Дэгни слезла с Арне и встала рядом с Франком и Димой. – Шахтеры своих не бросают.
– Я тоже так думаю, – согласился Дима. Идти в логово к тому, кого называли Шакальником, совсем не хотелось.
Арне вскочил и первым подкрался к коттеджу шахтера. Между участками домов Лиллехейма оставалось достаточно места, чтобы могла проехать машина, и мальчик скользнул в открывшийся проход. Помахал рукой, маня остальных.
Когда все собрались, Арне прошептал:
– А я слышал, что он специально не поднялся со всеми на поверхность. Вместо этого Шакальник затаился в темноте, дождался, когда остальные уйдут, а потом принялся долбить одну из крепей. И бил, пока ему «Гунфьель» на башку не упал.
Это показалось правдоподобным, и всем без исключения стало не по себе. Даже Арне. Он на полусогнутых ногах прошел влево на три метра и показал на дыру в заборе, размером с ладонь. Смотровое отверстие располагалось на уровне пояса, и всем пришлось опуститься на колени.
Дима заглянул и разинул рот. Шакальник был одним из самых отталкивающих людей, что доводилось видеть мальчику. Высокий и худой, с пожелтевшей кожей. В отвисших серых штанах и расшнурованных ботинках, с оголенным торсом. Лицо вытянутое, чем-то похожее на лошадиное. Шакальник что-то напевал себе под нос и вырезал какую-то фигурку из дерева. Слева, под синим навесом, поблескивало каменное изваяние, сокрытое тенью.
– Он тут такое в прошлый раз творил! – с жаром прошептал Арне.
– Что? Что он творил? – Франк вытаращил глаза. Последнее ребячество их компашки он пропустил: пришлось везти Андеша в Мушёэн на ежегодное врачебное обследование.
– Всякое. – Арне многозначительно хмыкнул. – Спроси у Дэгни. Ее чуть не вырвало.
Дэгни покраснела и схватила Арне за не успевшее остыть ухо.
– А хочешь – меня вытошнит в эту мисочку, а?
– Не вздумай!
– А… куда он делся? – спросил Дима. Он отвлекся на перепалку новых приятелей и потому упустил из виду, куда исчез Шакальник.
– В дом зашел, – подсказал Франк.
– Что-то мне так не кажется. Дверь не хлопнула.
Все опять сгрудились у смотрового отверстия, и в этот момент их накрыла чья-то тень.
– Петтерсон, Нурдли, Андерсен и новичок, – раздался скрипучий голос над их головами. – И что же вы здесь позабыли, свинки?
Ребята вздрогнули. Над ними нависал Шакальник собственной персоной. Франк взвизгнул и попытался отскочить, но шахтер проворно схватил его за футболку, которая сейчас же затрещала по швам. Дима встретился с пристальным взглядом будто обесцвеченных синих глаз и понял, что не может двинуться с места от страха. Шакальник с ухмылкой схватил его за шкирку и встряхнул.
– Как твоя фамилия, сопля, чтобы я мог найти твоих родителей и рассказать им, какое дерьмо они испекли в кроватке?
Дима потерял дар речи от неожиданности. Вяло трепыхавшийся Франк только усиливал чувство беспомощности.
– Пусти их, кретин!
Бросившаяся наутек Дэгни вернулась и, взмахнув ногой, ударила Шакальника чуть ниже колена. Пинок такой силы заставил бы любого грохнуться на землю и начать вопить. Однако на лице шахтера лишь возникла и исчезла отсутствующая улыбка, точно родился и умер воздушный замок, возведенный из облаков обезболивающего.
– Бешамель – поезд радости! Ту-ту! – раздался еще один вопль.
Это Арне, успевший добежать до велосипедов, влетал в проулок на своем двухколесном агрегате на полной скорости, намереваясь сбить Шакальника. Тот неожиданно выпустил Франка и Диму и расхохотался, поднимая руки.
– Хотите посмотреть мою крошку поближе? – неожиданно предложил он.
Арне резко ударил по тормозам, едва не растянувшись вместе с велосипедом в проулке.
– Чего?
– Вас за это могут посадить, – произнесла Дэгни хриплым голосом, отступая к выходу на улицу вместе с перепуганными Димой и Франком.
– То, что я вынес из шахты, – хотите это увидеть?
Франк ахнул:
– Это то, что под синим навесом?
– Оно самое, мелюзга.
В голове у Димы вдруг всё перемешалось. Перед мысленным взором предстало каменное изваяние, и он с поразительной ясностью осознал, что камень всё это время следил за ним, таращился на него, будто ожидая чего-то. Жуткое чувство.