– Да, я позвонил няне и сказал, что сам побуду с Фридой.
– Значит, ты не видел Сигни Петтерсон?
– Господи, мама, он целый день провел дома! – не выдержала Дэгни. – Кого он, по-твоему, мог видеть?
Хелен пропустила мимо ушей выпад дочери и как ни в чём не бывало продолжила:
– Сигни была сама не своя. Руки расчесаны, взгляд такой, будто она застала Эджила за поеданием их сына. Возможно, она предчувствовала появление облака. Как думаешь?
– Думаю, тебе нужно захлопнуть пасть, – тихо сказал Матс.
На мгновение лицо Хелен отразило недоумение, а потом ее мозг благополучно отшвырнул комментарий, которого попросту не могло существовать в природе.
– Дэгни, – повернулась она к старшей дочери, – мы с отцом хотим поговорить с тобой о половом воспитании.
Дэгни вздрогнула: а вот и оно – неугомонная Хелен Андерсен готовилась всех раскатать.
– Полагаю, она всё знает, – отозвался Матс, продолжая ухаживать за Фридой.
– Уверена, нет.
Дэгни постаралась говорить спокойно, но в ее голосе всё равно слышались нотки подступающей истерики:
– Нам читают лекции в школе, показывают обучающее видео. Я знаю, как работают пенис и вагина и что они делают вместе. Мы же обсуждали мои месячные, мама!
– Отец при этом не присутствовал.
– И не должен! – крикнула Дэгни. – Ты просто больная, Хелен.
Она выскочила из-за стола и, ничего толком не видя из-за слёз, отправилась к себе в комнату.
– Дай ей контрацептивов, Матс! – взвизгнула Хелен. – Ты же чертов аптекарь! Мы должны поговорить с ней вместе!
– Я могу поговорить с тобой, мама, – с серьезным видом предложила Фрида.
– Мама сейчас никого не слышит, – сказал ей Матс и улыбнулся, помогая подцепить вилкой очередной кусочек куриного битка.
– Когда у тебя были месячные, Дэгни?! – продолжала орать Хелен. – Молись, чтобы они были, дрянь, иначе Бог возьмет глину и сделает тебя сосудом бесплодным!
Оказавшись у себя в комнате, Дэгни бросилась на кровать. Она не понимала свою семью. Любовь матери иногда будто распахивала черные крылья, и тогда под ними обнаруживалась безумная женщина, способная убивать любое тепло. Отец почти никогда не спорил с ней, а когда это происходило, как сегодня, Хелен Андерсен воспринимала подобное как легкий дождик, который даже не заслуживал раскрытого зонта. Даже Фрида, казалось, была на стороне матери.
Дэгни взяла в руки смартфон и улыбнулась. Дима ответил на ее сообщение коротким «привет», в котором было сказало куда больше, чем могли вместить все слова мира. Вдобавок чат «Слюня Одина» уже пестрел фотографиями Тора. Лайка вылизывала не самую лучшую свою часть.
Дэгни хихикнула.
14. Тревоги Франка
Разогретые на сковороде консервированная фасоль и овощная смесь напоминали нечто перемолотое и исторгнутое обратно – по тарелкам. Впрочем, запах умело уговаривал мозг закрыть глаза. Франк пригляделся к своей порции. Не обнаружив на фасоли сигаретного пепла, взялся за ложку.
– Чисто, – улыбнулся Андеш с другого конца стола.
– Чисто, – отозвался Франк.
– Конечно, чисто, дурни, – проскрежетала Анне-Лисе.
Она затянулась сигаретой, поставила в центр стола, на прожженное в клеенке место, сковороду с остатками овощной смеси и фасоли и пошаркала к телевизору. Открыв баночку джина, Анне-Лисе развалилась перед экраном, не забыв забросить тощие ноги в облезлых тапках на сломанную подставку. Семидесятипятилетняя опекунша братьев Нурдли готовилась провести очередной запойный вечер в компании новой серии «Страны счастья».
Андеш взял из свертка картофельную лепешку и передал брату со словами:
– Андеш отвел Тора домой, и мама Арне угостила Андеша.
– Андеш молодец.
– Молодец, – согласился тот и принялся за еду.
Франк криво улыбнулся, наблюдая, как Андеш, тряся свежепостриженной и чуть вытянутой головой, склонился к тарелке. В Лиллехейме к ним относились двояко: либо избегали, будто зверство отца навечно отпечаталось на их лицах, либо заливали жалостливыми взглядами, с какими смотрят на сломавшую ногу лошадь. Таких или пристрелить, или тащить на себе всю жизнь.
Им отдавали обноски и дарили никому не нужные купоны. Иногда подбрасывали пустяковую работу вроде стрижки газона, потому что пособие, выплачиваемое Анне-Лисе на содержание двух лоботрясов, едва покрывало их расходы. Арне и Дэгни частенько таскали им продуктовые остатки из «Мохнесс» и «Золотой челки». Их матери не поощряли это, но особо и не противились. Возможно, где-то на подсознательном уровне они ожидали от Франка или Андеша выходки, достойной их папаши.
Их семья напоминала горькую косточку, сладкую мякоть с которой сорвали вскоре после их рождения. И Франк от всего сердца благодарил Бога, в которого не верил, за то, что Андеш был счастлив по-своему.