– Вот и все, – услышал он под водой, – мне более нечему тебя учить.
Вен, как ошпаренный выскачел из воды, не удержался на ногах и упал на задницу. Озираясь по сторонам, он искал, кто это решил с ним так подшутить.
– Успокойся, перестань пялиться по сторонам, как испуганный суслик.
– Отец?
– Да, сын, это я.
– Ну, как? Ты жив? Нет, нет, я брежу, – Вен схватился за голову, – у меня, у меня…
– С тобой все в порядке. Если ты готов меня выслушать, я коротко расскажу что и как. Готов? Вен сидел посреди лужи и глупо кивал головой.
– Тогда слушай. После моей гибели часть меня не смогла, вернее не захотела, покинуть этот мир, расстаться с тобой. Слишком долго я ждал тебя, уверен ты поймешь меня, ибо сам переживаешь такое. У меня осталось лишь капля силы, которая удерживала моё я в этом мире. Ее могло хватить только на то чтобы проститься с тобой. Но я по-другому распорядился этой возможностью. Я стал приходить к тебе во сне, иногда во время занятий, когда ты, сын, входил в состоянии отрешенности. Это позволяло сберечь те малые крохи силы, оставшиеся после смерти. Теперь же моё время вышло, и я должен уйти, но сделаю это со спокойной душой. Мои знания теперь доступны тебе, не забывай то, чему я учил, и передай это знание своему сыну.
– У меня сын? – вырвалось у Вена.
– Да, но не перебивай более, времени почти не осталось. Напоследок пообещай мне, что сделаешь все, чтобы твой сын не страдал, как мы, чтобы мог взять на руки своё дитя в любой момент, наслаждаться жизнью, видя, как растет рядом его чудо. – Голос отца становился все тише, казалось, он уходил от него все дольше и дальше.
– Знай, та, о которой ты грезил ночами, – голос был уже ели слышан – совсем рядом, не упусти её вновь или это будет навсегда.
Закончив с делами Лен зашел в хату. Сотенный сидел за столом и с удовольствием уплетал похлебку.
– Садись, есть будешь? – набитым ртом спросил Вен
– Сыт, особливо тобой, – верный своей манере, ответил помощник.
Вен продолжил работать ложкой, молчал, ехидно поглядывая на друга. Он знал – молчания полусотенного надолго не хватит.
– Ты на меня не глядай так, лучше сказывай, чаго с тобой происходит,– не выдержав, заговорил Лен. – Сил больше нет, на тебя такого смотреть. Ты же як медведь в клетке мечешься из угла в угол, места себе не находишь. Поведай, чаго мучает душу твою, чай не чужие, могуть и помогу чем. Вен закончил есть, облизав ложку, отрыгнул.
– Благодарю тебя друже за заботу, она для меня, что бальзам на раны, жжет, но лечит, – сотник по привычке беззвучно засмеялся, и лишь подергивание плеч говорило о его веселье.
– А, тебе токо зубы скалить, – стукнул по столу полусотеный и поднялся из-за стола.
– Да сядь ты, старый ворчун, – остановил друга Вен. – Твоя правда, есть у меня одна печаль, что не позволяла вздохнуть полной грудью. Да недолго ей осталось камнем на сердце лежать. Но помощь твоя мне нужна.
Лен поднял глаза на командира, взглянул на него из-под нахмуренных бровей. Он поразился перемене во взгляде старшего, от былой тоски не осталось и следа.
– Ты единственный, на кого я могу оставить заставу, – продолжил Вен, – и чего греха таить, последние два года скорее ты был здесь хозяином, чем я. Так что принимай хозяйство, теперь тебе не отвертеться от пояса старшего. Полусотеный не стал разубеждать сотника. Вен тем временем продолжал:
– У меня в скором времени появятся новые заботы, которые я думаю, не позволят более находиться здесь. Ну, а с советом старейшин я все решу сам.
– И когда ты решил покинуть нас? – спросил Лен.
Да уж не долго осталось, потерпи маленько, – уйдя от прямого ответа, отшутился Вен, – дай хоть вещи собрать. Провожу видящую в стан, там видно будет.
– Ладно, пойду, – полусотеный направился к двери, – завтра, с утра дел полно. Гости прибывают, надобно подготовиться. В дверях он остановился и спросил:
– На праздник с собой кого возьмешь?
– Не знаю, а вообще сам решай, теперь ты у нас командир, – беспечно произнес Вен и сладко потянулся, довольный, что сбросил заботы на нового командира.
– Пойду я, – ещё раз буркнул Лен и усмехнулся, глядя на самодовольную рожу друга. Вен, проводив полусотника, упал на постель и сразу уснул.
Сотник поднялся по привычке не задолго до рассвета, накинул рубашку и вышел из дому. На крыльце, он остановился, зевнул во весь рот, так что скулы свело, затем потянулся до хруста суставов. Вен вздохнул полной грудью и ощутил на душе необычайную легкость от обретенной свободы. Он почти физически почувствовал, как с плеч свалился груз ответственности за, находившихся под его началом, людей. Наслаждаясь этим новым для него чувством, сотник решил искупаться.
Вен стоял на краю причала. По его телу скатывались капельки воды, кожа покрылась мурашками, но он не обращал на это внимания, всматривался в утренний туман, из которого раздавался звук боевого рога. Кто-то настойчиво предупреждал о своём прибытии, заставлял сердце биться чаще от предчувствия больших перемен.
В молочной дымке, что стелилась над водой, отчетливо слышались дружные удары весел, разрывающих поверхность реки, резкие команды главаря ватаги мореходов. Прошло ещё несколько мгновений неизвестности, прежде чем из тумана показалась морда дракона с блестящими зелеными глазами. Взмах весел и из белого полотна тумана выплыл дракар, боевой корабль северян, хищник среди кораблей, созданный догонять и убивать свои жертвы.
Морской драккан льенцев пристал к причалу. Через его борт лихо перепрыгнула пара молодцов. Не обращая ни на кого внимания, они стали лихо крепить судно к причалу с помощью тросов.
Вен краем глаз заметил, как рядом встал Лен. На его плечах был накинут плащ с золотой вышивкой знаков клана.
«Ты поглянь и когда он только успел одежонку такую справить», – удивился сотник.
С судна тем временим, сошел белокурый великан. Он не спешил подойти к встречающим, а стоял, чего-то ожидая. Вскоре на доски сходней вступила молодая женщина. Северянин протянул ей руку и помог сойти. На женщине была одета длинная до пят рубашка, вышитая узорами клана больших деревьев. Талию, подчеркивая хрупкость незнакомки, опоясывал широкий пояс, расшитый разноцветным бисером. На груди висело ожерелье из самоцветов, голову её венчала коруна. Единственное, что выпадало из общего великолепия, была маска, которая скрывала верхнею часть лица. Она легко и грациозно вступила на причал.
Проходя мимо полуголого Вена, женщина повернула голову в его сторону и остановилась. Она подошла к нему, молча стала трогать пальцами его лицо, а из-под маски скатилась слеза.
– Это ты! – прошептал сотник и взял в свои ладони пальцы женщины.
– Да, – так же шёпотом ответила она.
– Я искал тебя,– целуя руки, сказал Вен.
– Я помнила о тебе.
– Больше не отпущу тебя, ни за что, и никогда, – еле слышно твердили его губы.
Вен нежно прижал к груди женщину. Гостья вдруг отпрянула от сотника, сорвала маску и показала своё уродство.
– Даже такую? – спросила она, дрожащим от волнения голосом.
– Всякая люба ты мне, и при всем честном народе прошу тебя быть моей суженой.
Данья Оленья замерла от такого ответа. Все происходило так быстро, что она растерялась, не понимая, чего хочет от неё этот, вновь появившийся в её жизни, мужчина.
– Не томи, родная, ответь не разумом, а сердцем. Ибо только в нем может жить любовь, – осипшем голосом произнес Вен.
– Да! – ответила Оленья и прижалась к груди сотника.
– Други мои, – подал голос Лен, который наблюдал за своим другом с раскрытым ртом, – ждали мы гостей дорогих, а встретили невесту.
– Так встретим весть эту добрую, за столами и ковшами, наполненных пьянящим медом.
ГЛАВА 8.
Кап… Тишина и мрак. Кап. Ничего не происходит. Кап… Тишина и мрак. Кап… Тишина. Кап… Мрак.
Кап… Тишина и мрак, но в самой толще мрака зажглась маленькая искорка. Её почти не видно, как не видно песчинку на темном покрывале.
Кап… Тишина и мрак, и вроде ничего не происходит, но возле первой искорки зажглась ещё одна. Кап… Тишина и мрак, но что-то изменилось.