последних особей и была подстрелена охотниками в тот далекий 55-й. Малыш
251
подумал, что ни один зверь не выстоял бы против этого чудовища, даже тигр. Стало
страшно.
Наступил март, появились первые признаки весны: затрещал лед на реке, с крыш
днем потекли потоки, которые подмерзали только к ночи, снег стал прилипать даже
к саням, не говоря уже о лыжах. В песках на проталинах стали появляться
подснежники, но они не были мелкими и белыми, какие видел в своей короткой
жизни Малыш, а крупные и светло-фиолетовые с желтыми тычинками.
Неописуемый восторг охватил Малыша при мысли, что скоро май, а в мае родители
собираются возвращаться сначала на станцию Чу, а затем, если купят дом в
столице, то в столицу. А там бабушка, прабабушка и друзья.
- Мы поедем или не поедем? - спрашивал Малыш.
- С печки на полати на кривой лопате, - отвечала мать.
- Зачем они меня злят? - думал Малыш, - ведь они меня любят. Не было ничего
более обидного для него, чем эта фраза. Она как бы опускала взвивающиеся в небо
мечты на землю, и от этого было мучительно грустно. Наконец, решение было
принято. Отец уволился со всех работ, кроме радиостанции, на которой он был до
последнего дня.
Там по связи он и узнал, что в начале апреля в Уланбель приезжает в очередную
командировку Федя, причем обратно в Чу он должен был возвращаться
порожняком. Более удобного случая трудно было представить. Семья засобиралась.
Стали упаковывать вещи, которые уместились в два больших старых чемодана и
сундук. Самыми большими по размеру были старые лыжи. Родители стали
прощаться с друзьями. Провели около пяти застолий, причем на всех был тамадой
кавказский человек Ферзали.
- С этим маленьким бокалом, - говорил он, поднимая стакан с водкой, - но с
большим чувством хочу сказать вам, Коля и Ира, что с вашим отъездом у нас у всех
исчезнет кусочек души. Нам останется только под вой пурги вспоминать, какие
хорошие люди жили с нами рядом.
252
Мать заплакала, а Малышу что-то подкатило к горлу, когда он подумал, что,
может быть, больше никогда не увидит Гошу, других своих товарищей, этот
поселок и, главное, эту реку, которую он полюбил всем сердцем.
Нас бросало, нас кидало -
Гул расскажет в проводах,
А осталось очень мало -
Только память, только прах.
Наконец, в один из вечеров приехал Федя, сказав, что он нашел в Чу жилье -
саманную пристройку, в которой недавно умерла старушка-татарка. Жилье это
было недалеко от радиостанции. Он согласился переночевать в доме Малыша.
Вечером они сидели за столом с отцом и говорили о политике.
- Я слышал, что был съезд партии, где говорили, что у Сталина были ошибки, -
говорил отец.
- Все мы люди, все мы человеки, - отвечал Федя, прошедший суровую школу
жизни.
- Но ведь тогда выходит, что многих сажали по ошибке, - продолжал отец.
- Да уж, жизнь без ошибок не бывает, - уклонялся Федя.
- Вот, например, Ферзали хочет подать бумагу на реабилитацию, - продолжал
Отец, - ему дали десять лет за то, что он рассказал анекдот про Берию. А где сейчас
Берия, а?
- А если Берию реабилитируют? - парировал Федя. Эта мысль озадачила отца,
поэтому он предложил налить еще по одной.
Утром загрузили весь скарб и поехали. Быстро проехали пустынный участок и
выехали в степь, густо покрытую красными тюльпанами. Одуряющий запах цветов
и открывшиеся просторы опять привели Малыша в то восторженное состояние,
которого он всегда ждал. Хотя в кузове изрядно трясло и часто попадала дорожная
пыль, особенно, когда ветер дул с тыла, пейзаж был настолько разнообразным, что
253
эти мелочи совершенно не замечались. Снова барханы и заросли саксаула, снова
бесконечные стада сайгаков, снова вой волков и шакалов во время ночевок. Заехали
в Фурмановку, остановиться на ночлег у фединого знакомого. Дом и его обитатели
совершенно поразили Малыша. Это была настоящая украинская хата, покрытая
соломой с деревянным забором, на котором висели глиняные кувшины. Женщины
были одеты в украинские национальные платья, а хозяин был совершенно лысым с
хохлом на макушке и в шароварах.
- Ты чего, Богдан? - спросил Федя, не боишься, что тебя за национализм загребут?
- Нет, не боюсь, - ответил хозяин, во-первых, как ты знаешь, я уже за
национализм отсидел 8 лет, а во-вторых, после того, как Гуталин дуба дал, к нам
прислали нового оперуполномоченного - хохла. Мы с ним горилку пьем каждое