невозможности поганая.
- Ну, не на погост же из-за этого...
- А вы, куда путь держите, ежели не секрет?
- Какой уж там секрет. На паровоз нам надо - на Урал мы едем в гости.
- Почему же не на станцию, а тут остановились?
- Дак ить парома ждем.
- Зачем же ждете, коль станция на этом берегу?
- Как на этом?
- На этом, мил человек. Уж пятый год как перенесли с правого берега.
- Вот те на! Что ж я, дурень, вознамерился на тот берег! Вот бы конфуз вышел, да
лишние хлопоты. Пойду своих будить, да на станцию. Как ее найти-то?
- Вон, видишь, мост кончается и правее дым идет из большой трубы? Станция
рядом. Езжай по над берегом, а у моста вправо возьмешь. Да спросишь там, чего
уж.
- Спасибо, дед, побегу я.
Отец разбудил семью. Позавтракали второпях и поехали в сторону моста. Отец с
матерью шли пешком. Когда приблизились к берегу, увидели, что на пароме уже
стояли люди и несколько телег, нагруженных скарбом. Последним заходил
белобрысый мужик, ведущий двух лошадей под узцы.
- Он же нашего Сиверко ведет! - всплеснула руками бабушка.
В этот момент раздался пронзительный птичий крик. Все услышали треск
ломающегося дерева и крепкие на вид мостки, выдержавшие до этого сотни
нагруженных телег, рухнули вместе с конником и одним из его коней. Сиверко
вовремя отшатнулся назад, и только задние его ноги оказались в воде. Он
развернулся и выпрыгнул на берег. Тут подбежал отец и схватил его под уздцы.
Конника понесло течением. Он пытался схватиться за гриву своего коня, но тот
мотал головой и не давался. Вот его конь, похоже, уперся в дно задними ногами,
43
поскольку передние вдруг появились из воды. Он неожиданно ударил ими своего
седока в голову. Тот ушел под воду мгновенно и больше не появлялся. Все,
остолбенев, смотрели на разыгравшуюся трагедию. Конь утопшего выбрался все-
таки на берег, тряхнул гривой и пошел к центру поселка.
Всем стало ясно, что человек потонул на их глазах и ничем помочь ему уже было
невозможно. Некоторые из мужиков поснимали шапки и украдкой перекрестились.
Отец повел Сиверко к подводе и тут с баржи раздался крик:
- Эй, цыган, ты куда коня повел?
- Это мой, мужики, он украл его у меня ...
- Твой, ну-ну, - послышалось в ответ.
Баржа должна была уже отчаливать, поэтому никто не стал спорить. Катер дал
гудок и взял курс на правый берег. На пароме еще долго смотрели на телегу и
людей на ней, двигающихся медленно по направлению к мосту. За заднюю
перекладину телеги был привязан спасшийся конек, который шел и махал головой в
такт шагам, а иногда вдруг устремлялся вперед. Поводок, однако, не давал ему
сделать этого и он на время успокаивался.
Через полчаса подъехали к вокзалу. Народу было много. В основном крестьяне. С
торбами, мешками, котомками они толпились у касс и доски объявлений. Читал для
них обычно какой-нибудь молодой и грамотный парень. Внутри вокзала народ
совершенно одурел от полного к нему пренебрежения и даже ненависти со стороны
работников станции: кассиров, дежурных, буфетчиков и прочей челяди, поэтому
почти все толпились на перроне.
Подогнали состав с заключенными. Состоял он из десятка столыпинских вагонов
с маленькими зарешеченными окошками, проделанными на уровне глаз взрослого
человека, и двух вагонов с военизированной охраной. Открыли один "Столыпин".
Стали выходить заключенные всех возрастов с узелками в руках. Их заставили
присесть на корточки прямо рядом с вагонами. Собаки залаяли остервенело,
разбрызгивая слюну. Подъехали две темно-зеленые крытые машины. Солдаты
44
открыли задние борта, и людям с котомками дали команду грузиться. Они
побежали в сторону грузовиков, не глядя по сторонам. Замешкавшуюся женщину
лет пятидесяти одна из собак сразу же укусила за икру. Брызнула кровь, и
охранники меланхолично оттащили кричащую женщину в сторону. Задние борта
закрыли, и машины тронулись. Впереди и сзади их сопровождала охрана на
полуторках.
- В пересыльную "Енисей" перегоняют, - сказала какая-то старушка, - в старое
время можно было сердешным хлебушко передать, а ныне и не подпускают совсем.
Билетов в кассе не было. Выстроилась очередь около ста человек, которую время
от времени разгоняли красноармейцы. Люди все равно возвращались, не теряя
надежды. К полудню вдруг открыли две кассы, и одна из кассирш металлическим
голосом объявила, что билеты будут отпускаться только по спискам городского