интересную жизнь в центре Европы, в Праге, она волею судеб попала на север
Польши, где ее и семью постигла незавидная судьба. Но она теперь понимала, что
это не самая плохая судьба, поскольку людей ее национальности по слухам просто
сжигали в печах где-то там - в центре цивилизованной Европы. Мать настояла,
чтобы Колю приняли, рассказав какой он был спортсмен и отличник учебы. Коля
начал учиться в девятом классе, подрабатывая на рынке у торговцев дынями и
виноградом. Зарплату он, естественно, получал натурой. Иногда он менял виноград
на хлеб у своего же брата - поселенцев.
Так, с трудом вживаясь в новую жизнь, семья просуществовала три года. Нельзя
сказать, что все было плохо. Были и счастливые дни. Появились знакомые как среди
эвакуированных, так и среди местного населения. Семью один раз даже пригласили
на узбекскую свадьбу, где они попробовали плов.. Это блюдо сразу понравилось. Да
и как оно могло не понравиться, если в нем было и мясо, и рис и приправы и пахло
изумительно. Летом было полегче, чем зимой: арбузы, дыни, персики, которые
приносил с базара Коля, притупляли чувство голода.
Наступил 1944 год, и в мае справили восемнадцатилетие Коли. Еще полгода
назад, когда его вызвали на допризывную медицинскую комиссию, мать загрустила.
Война не кончалась, а единственного сына могли забрать на фронт. Более того, он
туда стремился уже давно.
80
- Глупый, - говорила она, что ты рвешься туда, там убьют тебя, а что я буду тогда
делать с двумя девицами?
- Не убьют, - уверенно отвечал Коля, - наши немцев так гонят, что они не
успевают отстреливаться.
- Глупый, - уверенно заканчивала разговор мать.
После призыва местный военкомат определил Колю в танковую сержантскую
школу, которая располагалась в Киргизии под городом Фрунзе в горах. Как только
привезли группу, в которой был Коля, дали команду забивать колья и натягивать
огромные палатки. Командовал этой операцией младший лейтенант - таджик. На
русском он говорил со страшным акцентом и сильно коверкал русские пословицы
- На бога надэйса, а сам нэ пляши, - говорил он, самодовольно улыбаясь.
- Цыплат по восэмь щытают, - сказал он по поводу чего-то, и все заржали.
На полуторке привезли черные матрацовки и серые наволочки для подушек.
Последовала команда рвать на склоне траву и набивать матрацовки.
- Жестка пастиляет - мягка паспайт, - прокомментировал это событие младший
лейтенант. Рвать руками было очень трудно. Все порезали руки до крови, но
матрацовки и наволочки с грехом пополам соломой и травой в течение двух часов
набили все. Положили их на проржавевшие двухъярусные кровати, и служба
началась.
В первую же ночь Коля проснулся от дикой боли в пальцах ног. Он стал делать
велосипедные движения ногами, и в стороны посыпались горящие обрывки газеты.
Он услышал прысканье соседей по казарме и хриплый голос замком взвода
сержанта Мисяка:
- Так, велосипед прошел успешно.
Дежурный по казарме посоветовал опустить ноги в тазик с холодной водой. Коля
опустил, но это слабо помогало. Пальцы сильно жгло: на правой ноге между
пальцами вздулся волдырь.
- Утром попросись у старшины в санчасть, - сказал дежурный.
81
Коля с трудом уснул, а утром на подъеме обнаружил, что вспухли почти все
пальцы. Он попросился у старшины и тот его отпустил в санчасть, но только на
полчаса, поскольку через час начнется двадцатикилометровый кросс. В санчасти
сержант смазал пальцы мазью, перевязал бинтами и сказал, что кросс бегать
нельзя. Коля сообщил это старшине, но тот его даже не стал слушать.
- Стать в строй! - скомандовал он, нахмурясь.
Кросс Коля добежал, не чувствуя ног. Когда снял сапоги, то обнаружил, что все
бинты были в крови. Показал старшине. Тот с испугом разрешил ему идти в
санчасть.
"Зачем евреев берут в армию? С ними одни проблемы", - подумал старшина, но
вдруг вспомнил, что начальник курсов, полковник Берман, тоже еврей, и хмыкнул.
Пальцы быстро зажили, и на следующем кроссе Коля прибежал третьим,
поскольку был худее всех и, как оказалось, выносливее.
Подружился еще с тремя курсантами, один из которых был тоже евреем по
национальности, по имени Жора. Он был очень шустрым и жизнерадостным. Зная
множество анекдотов, он рассказывал их всем, с кем общался: друзьям,
преподавателям, медсестрам. Жора был нетипичным евреем, т.к. пил все, что
льется, и ухлестывал за любой особью, которую можно было назвать женщиной.