схватив за шею мертвой хваткой.
- Вам, немчура, это все не понадобится, - с ехидной улыбкой сказал молодой,
продолжая выкидывать вещи.
Лейтенант еле заметно сыграл желваками.
- Ты, Сысоев, поменьше болтай, а побыстрее заканчивай - нам еще семь дворов
надо обойти. А вам разрешено взять только один узел и к пяти часам - к станции.
Режущие и колющие инструменты запрещены. Нарушители будут строго наказаны.
Мать пришла в себя и стала рыдать. Федя, братья и сестра собрали все самое
необходимое в один узел, подхватили мать под руки и отправились к станции. Феде
105
даже в голову не пришла мысль о побеге, хотя ЗИСок его друга - Мишки стоял
через два дома: сказали к станции - значит, к станции - во всем должен быть
порядок.
На станции всех немцев поселка грузили в два товарных вагоны, вокруг которых
стояло около взвода охраны с двумя овчарками. После того, как всех загрузили,
засовы закрыли и состав тронулся.
Эти трое суток, пока поезд добирался до северного Казахстана, вспоминались
Феде как один большой кошмар. Был конец осени. В вагонах, стены которых,
казалось, состояли из одних щелей, не было ничего, кроме печки-буржуйки, пары
десятков полений и мешка угля, состоящего из одной пыли. Печку растопили, но
это совершенно не помогало - весь жар уходил в трубу, а то, что оставалось,
выдувалось через щели. Буржуйки были годными только для разогрева воды в
кружках. Пытались заткнуть, хотя бы самые нижние щели в вагоне, но это также
мало помогло. Дети после нескольких часов езды, стали кашлять. Встала проблема
туалета для взрослых. Еще в поселке Федя не побоялся замотать в тряпье
маленькую садовую ножовку и небольшой топорик - он был убежден, что без этого
они точно пропадут. В вагоне инструменты оказались очень кстати. Кто-то
предложил выпилить две доски в обоих концах вагона и использовать их как
отхожие места, огородив двумя простынями. Федя вдруг ощутил гордость за свой
мастеровитый народ. Правильно, видать, говорил отец, что он не пропадет и в зоне.
Засовы вагонов на остановках не открывали, хоть женщины и тарабанили по
стенам алюминиевыми чашками. Только на каком-то полустанке, где поезд стоял
несколько часов, засовы приоткрыли и всунули несколько канистр с водой и
десяток буханок мерзлого хлеба.
К концу первых суток пути померла бабушка Берта - мать конюха Ханса Беккера
и двое мальчиков-близняшек - детей Маеров - механика Ивана и учетчицы Эльзы.
К вечеру второго дня умерших уже было пятеро: двое стариков, молодая девушка
Анна, которая немного нравилась Феде, и двое грудных детей.
106
- Никого выносить не будем, - ответил на просьбу стариков охранник на одном из
полустанков, - на товарной будет учет людей.
Невыносимый запах от тел, стоны и громкий кашель слились в сплошной
кошмар, который просто раскалывал Федину голову. Он подолгу сидел на полу в
забытьи, прижав ладони к ушам, и пытался вспомнить хоть что-нибудь хорошее, но
ему не удавалось. Мать сильно разболелась - у нее начался жар. Сестра
прикладывала к ее голове мокрое полотенце. В этих условиях это было все, что
можно было сделать. В вагоне было еще трое больных. На ближайшем полустанке
охрана сообщила, что всех везут в Сибирь. Старый дед Крафт на ломаном русском
сказал охране, что несколько человек не довезут и вообще, почему с ними
обращаются как со скотом, хотя они такие же советские граждане, как все?
Охранник засмущался и сказал, что они действуют по приказу.
На станции Уральск что-то произошло. Засов вагона открыли и попросили (не
приказали) перейти в общий вагон и больных с семьями высадили и временно
поместили в станционном зале ожидания. Приехал врач и тут же в зале осмотрел
всех больных.
- Четверым требуется госпитализация, - сказал он, - но коек нет. Место есть
только в спортивном зале школы, что поблизости от госпиталя. Все равно сейчас не
до спорта.
Какой-то человек явно из городской власти скривил лицо и заявил, что спорт
сейчас в школе самое главное - будущие защитники родины. Есть только
помещения конезавода. Подогнали открытую бортовую машину и четыре семьи с
грехом пополам забрались в кузов. Федя видел, что матери совсем плохо - она уже
никого не узнавала и громко стонала. Сестра все время плакала, а Федя, как мог, ее
успокаивал. Помещение конезавода оказалось конюшней, хоть и вычищенной
наспех, но со всеми конскими запахами. В углу стояло несколько старых коек,
заправленных солдатскими одеялами, и тумбочек. К стене была приделана