Выбрать главу

старались избежать своей участи. Вохра вела себя как никогда жестоко. Тех, на кого

не было документов, оценивали на глаз, а так как почти все выглядели доходягами,

то брали почти всех. Федя находился в самом дальнем от входных ворот бараке, где

была каптерка профессора. Того с утра не было. Федя зашел за барак, чтобы отлить.

Там стоял небольшой, ведер на двадцать, чан, который зеки приспособили как

отхожее место и для ловли птиц. Зеки переворачивали его, выливая содержимое,

потом приподнимали, сыпали хлебных крошек, подставляли для упора дощечку с

привязанной к ней веревкой, за другой конец, которой дергали когда птица

оказывалась под чаном. Приспособление нехитрое, но срабатывающее безотказно.

На этот раз чан был перевернут вверх дном. Федя сразу понял, что внутри

большая птица - она билась там и шелест больших крыльев ни с чем нельзя было

спутать.

"Вот обрадую сегодня профессора дичью", - подумал Федя, приподнимая чан и

подсовывая под него руку. Птица не давалась. Наконец, с большим трудом он

вытащил ее за крыло и обомлел. Птица была невиданной красоты: все оперение ее

было серебристого цвета, от головы к шее шли золотистые полоски. Тело было

коротким, но необычайно грациозным. Но самое главное - это глаза. Они были

большие и смотрели с мольбой, как человеческие. У Феди по спине пробежали

мурашки.

- Если я ее кому-нибудь отдам, то мне конец, - пришла сама собой мысль, от

которой Феде поплохело. Он присел на землю и просидел так несколько минут,

приходя в себя. Птица спокойно смотрела на него все это время. Федя разжал

пальцы. Птица не взлетела сразу, а встряхнула всем телом, пригладила несколькими

короткими движениями перышки, посмотрела последний раз на Федю и только

потом подпрыгнула и полетела, быстро взмахивая крыльями.

Странное чувство овладело Федей. В нем появилась уверенность, что в малолетку

его не заберут ни за что. Он вышел из своего укрытия и пошел в свой барак

уверенной походкой.

122

- Ты куда это к малолеткам намылился, - услышал он оклик солдата, стоящего на

вышке. - А ну, канай в свой барак!

Федя развернулся и пошел обратно.

Вечером с комбината вернулся профессор вместе с другими зеками.

- А, Федя! - с радостью встретил он. - Давай, подсаживайся, будем чифирить.

- Слушай, Николаич, - сказал неожиданно один из авторитетов, который в

комбинат ходил, но там принципиально не работал, - чо ты гонишь порожняк для

этой сопли? Он же не догоняет. Ему от твоего звона ни жарко, ни холодно. Давай я

лучше ему свою науку передам. Будет честным пацаном. Как сыр в масле будет

кататься.

- Нет, Викентич, ты не прав. У парня есть мозги, а эту вещь нужно развивать, а то

скукожатся.

- Как знаешь, Николаич, а то я б его мозги пристроил по делу.

-Ты, Викентич, лучше бы надыбал парню шконку, а то ему спать негде.

- Да пусть вон там, возле тебя, на место Сипатого ложится - тот вчера, ты ж видел,

дуба дал.

- Спасибо, Викентич. Ну что, Федя, прочитал дальше?

- Да, Лев Николаевич. Мне все легче и легче читать. И думать я стал о том, о чем

раньше никогда не задумывался. Вот, например, что важнее - свобода или порядок?

Профессор с восхищением поглядел на Федю.

- Понимаешь, по большому счету люди делятся на две категории: тех, кто

предпочитает свободу и тех, кто предпочитает порядок. Первые обычно народ

безалаберный, с беспорядочным полетом фантазии, для которых свобода мысли и

действий превыше всего. Они могут быть наивными и простодушными, добрыми и

злыми, скупыми и щедрыми, но всех их объединяет одно - любовь к свободе.

Вторые же, а к ним могут принадлежать люди умные и большие профессионалы,

предпочитают порядок. Ради этого порядка они готовы закрывать глаза на

различные нарушения свобод, в особенности, если они их лично не касаются. Так

уж сложилось в мире, что чаще всего к власти выбиваются и приходят самые яркие

представители вторых. Видя, что нарушение некоторых свобод ни к чему опасному

123

для таких лидеров не приводит, они "входят во вкус" и наводят в стране такой

порядок, - тут профессор посмотрел по сторонам и убедился, что никто не

подслушивает, - что жертвами становятся и первые, и вторые.

- Но ведь, если распустить народ, то будет анархия?

- А вот это, Федя, не обязательно...

Профессор не стал уточнять, почему не обязательно, и посоветовал Феде идти

спать.

Федя улегся на койку Сипатого, от которой шел густой запах псины, и сразу же

уснул. Приснилась ему широкая степь, по которой он едет, держась за баранку. На