Школа, в которую ходил Малыш, была старая, построенная в начале тридцатых
годов. Прошел всего год со дня смерти Сталина. Его большой портрет висел на
фасаде. Однажды Малыш шел с друзьями из школы домой. Впереди шли две
девчонки с косичками и размахивали портфелями. Мальчишки поравнялись с ними.
Проходя мимо одной из них, Малыш дернул ее за косичку, а когда та повернула
голову, то он узнал дочку своей учительницы. Та училась в параллельном классе.
- А я тебя знаю - ты дочка Лидии Михайловны.
- Ну и что, а ты дурак.
- Почему это я дурак?
- А потому, что дергаешь за косы.
- Это я просто так.
- Ну, значит, ты просто дурак.
184
Тут Малышу стало обидно, поэтому он решил ей отомстить.
- Я знаю, почему ты не в нашем классе.
- Почему?
- Потому, что Лидия Михайловна боялась бы тебе ставить пятерки.
- Ах, так? - сказала покрасневшая вдруг дочка, - я все маме расскажу.
Малыш не знал, что там рассказала дочка, но на другой день учительница
попросила привести в школу родителей. Пришла Бабуся и ей, как потом узнал
Малыш, припаяли политическую близорукость и поклеп на советского учителя.
Ситуация была непонятная и очень напряженная. Видно было, как Бабуся сильно
переживает. Дело, однако, развития не получило и быстро забылось.
В школе Малыш учил азбуку и написание букв. Это было интересно, но
дисциплина в классе напоминала военную. Сидеть на парте следовало прямо, не
горбясь, а руки складывать спереди одна на другую ладошками вниз. Сидеть так
сорок пять минут было просто невозможно. На перемене дежурные из старших
классов ходили с повязками с иезуитской ухмылкой, не давая бегать малышам по
коридорам. Только во дворе была относительная свобода, но первые дни
первоклашки стеснялись и только стояли и смотрели, как школьная ватага носилась
в броуновском движении. Потом и их втянуло в этот водоворот.
После школы Малыш со своим другом Витькой любили исследовать Ботанику.
Витька знал все: где посажена трава, которая, если тронешь, опадает, где растут
мочалки, где можно найти грибы и землянику. Обычно они шли до самого конца
сада по грунтовой дороге, справа и слева от которой ютились строения. В них жили
семьи старейших, еще с самого основания сада, работников. Первым был дом Сары
- престарелой, как казалось Малышу, татарки, все лицо которой было изъедено
оспой. У нее был провалившийся нос, как потом узнал Малыш, от сифилиса,
который вылечили. Она была агрономом со специальным образованием и очень
активной работницей. В течение дня ее можно было встретить почти во всех
уголках Ботанического сада. Она меняла бирки на саженцах или привешивала
185
новые, выкорчевывала сорняки, подрезала ветки, делала прививки и прочее. Дети
ее любили, но на расстоянии, так как побаивались из-за страшного вида.
Следующим по ходу был дом уйгуров. Это было большое и по-своему красивое
строение, расположенное в живописном месте у речки "Поганка". Речка называлась
так потому, что брала свое начало где-то в горах в глиняных отложениях. Вода
несла эту глину и была желтой. Все берега ее были также желтыми. Уйгуры уже не
работали в Ботанике, но жили тихо и никому не мешали, поэтому советская власть
их не трогала. Уйгурские дети были веселыми. Малыш с Витькой с ними дружили.
На отвесном берегу речки к толстому дереву они примотали трос и привязали снизу
поперечную палку. За эту палку можно было схватиться, разбежаться, зависнуть
над водой и в обратном движении этого гигантского маятника вернуться к
исходному месту. Так можно было раскачиваться до бесконечности долго. Было
немного страшно, но захватывающе. Следующим и последним был большой
двухэтажный дом, в котором жили несколько казахских семей. Главы их работали
конюхами, разнорабочими и просто занимались подсобным крестьянским трудом
на многочисленных участках Сада. Возле дома было настроено большое
количество сарайчиков, в которых хозяева держали домашнюю птицу и скот. Сразу
же за домом начинались горные прилавки, переходящие далее в четырех-пяти
тысячные вершины Заилийского Алатау. На прилавках располагались два кладбища
- христианское и старое мусульманское.
Итак, исследование начиналось прямо с гор. С этого края, в основном, были
высажены саженцы, и начинались два притока Поганки, напоминающие каналы.
Каналы заросли ежевикой, которую жители в больших количествах собирали
осенью. Далее шли яблоневые сады, где в промежутках между деревьями
засаживались огороды и клубника. Малыш вспомнил, как однажды он помогал
бабусе убирать картошку, а рядом стояло яблоневое дерево, облепленное крупными
плодами медовки. Яблоки были еще неспелыми, но уже очень сладкими, поэтому
не набивали оскомину. Малыш съел их столько, что живот его вспучился, как у
беременной женщины. Пришлось вечером делать клизму.
186
За яблоневыми садами стоял сад орешника. Это был не простой грецкий орех, а
маньчжурский. Его скорлупу можно было разбить только с помощью камня. Зато
ядрышки были значительно вкусней, чем у грецкого, потому, что были душистей и
жирней. В стороне от орешника шла липовая аллея. Весной цветки липы собирали
все, зная об их лечебных свойствах. В стороне были заросли редких растений:
фисташки, фейхоа, барбариса, китайской груши, редкого дикого винограда и диких
яблок - раек. Райки были вкусны зимой, после первых заморозков. Они
становились мягкими и теряли свою первобытную горечь. Еще далее в стороне
росли пробковые деревья и красная крупная боярка. Боярка осенью становилась
сочной, душистой и сладкой. Ни один плод не мог сравниться с ней по вкусу.
Ботанический сад поперек пересекался дубовой аллеей. Прямо перед ней росли
высокие кусты дальневосточной ягоды - ирги. Ягоды эти, когда поспевали,
становились черными со сладким и душистым соком, красящим рот, словно
чернила.
Ниже дубовой аллеи, слева, стояли два скифских кургана, разрытых, очевидно,
еще в древности. За ними располагался питомник азиатских деревьев и растений, а
справа виднелась оранжерея тропических растений.
Питомник был распланирован полосами: полоса деревьев, полоса бахчевых
культур, т.е., арбузов и дынь, которые представляли главную вожделенную цель
пацанячьих набегов во главе с Сатканом. В один из таких набегов сторож
выстрелил из двустволки, заряженной крупной солью. Два кристалла попали в
задницу самого прыткого из ватаги - Шурки - брата друга Малыша - Витьки.
Он по инерции пробежал несколько шагов, а потом рухнул в траву и начал
вопить. Саткан подхватил его и поволок в сторону арыка, протекающего недалеко
от бахчи и заросшего зарослями ежевики и терна. Все кинулись в этом же
направлении. Саткан стащил с Шурки штаны и заставил его сесть в воду.
- Сиди, - сказал он, - соль растворится и будет нормально.
Шурка скулил от боли:
- Да, растворится, жди. Будет заражение крови, и я умру.
- Не умрешь. Мы тебе жопу йодом намажем, когда придем домой.
187
Холодная вода, по-видимому, немного анестезировала Шуркин зад. Он сумел
встать. Все увидели, что кровь уже не сочилась. Ковыляя и держась рукой за брата
и за Малыша, он смог передвигаться. Пройдя вдоль арыка по воде, чтобы сторож не
увидел, ватага направилась, не в бараки, а в пристройку рядом с тем бараком, где
жили Витька с Шуркой. Саткан отправился к себе и притащил бутылек с йодом.
Все смотрели и жмурились, когда он мазал ваткой те места, где вошла соль. Шурка
мычал, сжимая в зубах старое полотенце.
- Ты полежи тут на животе немного, а потом посмотрим, - сказал Саткан, если
опухнет, тогда родителям скажем. Так и порешили.