Потом они хохотали, глядя на друг друга, перемазанных «до степени полосатости», как выражалась когда-то бабушка Дайрана, и разожгли костер, и даже попытались умыться в луже, но добились лишь того, что грязь пошла на них разводами. Оттирали травой перепачканные пальцы, жевали какие-то корешки, найденные Регдой, жарили на прутьях два огромных подберезовика и жевали их с наслаждением, и снова хохотали. А потом вдруг разом замолчали и рядом откинулись в траву.
- Слушай... - тихо спросил Дайран. - Что это было?
Регда ответила не сразу.
- Живое болото, да? - спросил снова Дайран.
- Да, - неохотно откликнулась она. - Если б мы заехали еще на полметра дальше, не выбрались бы.
«Мы», - резануло Дайрана. Она ни в чем не винит его?
- Лошадям спасибо скажи, - так же тихо продолжала Регда. - Если б не они... И Карьку жалко. Не выбралась.
- Прости меня, - после невыносимо долгого молчания сказал Дайран.
Регда качнула головой.
- Ладно... Я и сама хороша, уснула, как дура последняя.
Когда-нибудь после она признается ему, как сильно разозлилась тогда, как устала и решила: будь что будет. В тот невыносимо долгий хмурый день ей не хотелось жить, и тоска навалилась такая, что хоть топись. Что она, собственно, едва и не получила в буквальном смысле. Регда чувствовала приближение живых болот и все пыталась отыскать дорогу в объезд, а лес водил их, водил; вернее, не лес даже, а злая воля болот, которые чуяли свою жертву на несколько километров округ. Оттого-то и ускользала от них дорога весь предыдущий день, оттого и тоска наваливалась, и Дайран злился не по своей воле, сам не понимая этого. Быть может, не засни Регда, они бы все-таки сумели выбраться, обогнуть болота по восточной границе, но девушку сморило, потому что в ту ночь она не спала тоже, и стало ей резко все равно. А когда Дайран рванул ее за руку, когда, дико храпя, забились в грязи обреченные кони, вдруг страшно, до животного визга, захотелось жить, и она кинулась на помощь, сама едва понимая, что делает. Если б не лошади - лежать бы им на дне болота...
А потом, стащив с коня уже ничего не помнящего Дайрана, Регда совершенно четко осознала, что судьбы их - ее и этого вот офицера - связаны друг с другом такой веревкой, что пропади один - конец наступит и другому. В обе стороны. И она растирала ему руки, била по щекам, не замечая ливнем бегущих слез, и задыхалась от боли и от холода, и дрожала от жалости, такими же тисками сжимавшей сердце. Уже не надеясь, что он очнется, Регда доволокла его до ручья и уронила в ледяную воду. И когда поняла - жив, от облегчения едва сама не потеряла сознания.
Но это - потом, потом, да и полно, признается ли она вовсе или предпочтет промолчать, потому что признаться будет значить не просто рассказать, а еще и многое другое...
А пока они решили устроить дневку. Выбрали хорошую полянку у ручья: здесь, вдали от болот, жизнь лесная кипела вовсю, как и полагается летом, и даже солнце проглянуло из-за облаков. Несчастного коня, которому так досталось накануне, стреножили и оставили пастись вволю. Теперь у них не было ни вещей, ни крыши, под которой можно переночевать - пусть даже это всего лишь крыша кареты. Но, очутившись рядом со смертью, на все эти мелочи вдруг перестаешь обращать внимание. Вот только бы помыться да одежду выстирать, но даже переодеться им было не во что.
Дайран добросовестно пытался отчистить перепачканный свой мундир и сапоги, на штаны решил махнуть рукой, а плащ он той ночью потерял. Одежда Регды тоже изрядно пострадала - подол юбки вымок в грязи почти по колено, рукава рубашки - по локоть, а безрукавка, за исключением нескольких пятен, так и осталась в прежнем виде. Но нижнюю юбку она все-таки выстирала и сама искупалась; ключ от ее кандалов Дайран носил с собой, в кармане мундира, и потому не потерял его со всем прочим имуществом. Почесав в затылке, он таки снял с пленницы кандалы и даже отвернулся, когда она, поколебавшись под его пристальным взглядом, стала расшнуровывать ворот безрукавки. Но все то время, пока от ручья доносился плеск воды и восторженные оханья, он стоял хоть и спиной к воде, но рядом, на расстоянии двух шагов. И лишь услышав благодарное: «Все...», обернулся. А вот мазь, бинты и все остальное добросовестно утонуло вместе с каретой. «Разве что нижняя юбка в дело сгодится», - пошутила невесело Регда и добавила: «Надеюсь, не понадобится».
Покончив с мытьем, развесив по веткам мокрую одежду, Дайран разжег костер. Регда лежала на куче сухого лапника и смотрела вверх. Тучи разошлись, небо очистилось и стало высоким и светлым, почти осенним уже, но ясным и очень спокойным. Где-то в вышине плыли маленькие белые облака. Лицо девушки, смотрящей на них, было таким же спокойным и умиротворенным. Потом она прикрыла глаза и, кажется, задремала.