И в голосе ее прозвучал такой металл, такая сила приказал, что старик взглянул на нее - и умолк, а Дайран за дверью вздрогнул и отступил.
Неслышно ступая, Дайран прошел в комнату, нашарил возле кровати кисет и трубку, снова вышел на крыльцо. Прижался лбом к резному столбику и закрыл глаза. Не зря, значит, нужна в Особом отделе эта девчонка - живая. Кто же она такая, черт побери?
Дверь скрипнула - и Дайран резко обернулся. Но хозяин подошел к нему, встал рядом, облокотился на деревянные перила крылечка. И спросил - хмуро, но миролюбиво:
- Закурить нет?
- Ну, ты и наглец, - покачал головой Дайран. - Едва не убил, еще и курить просишь?
- Извини, - хмуро бросил старик. - Я против тебя лично ничего не имею. Хотя жаль...
Дайран хмыкнул, протянул ему трубку и кисет с табаком. Старик кивнул, достал из кармана огниво.
Он, оказывается, был еще не стар - сильные руки, прямые, твердые пальцы, и ни намека на старческую сгорбленность и суетливость. Вот только волосы совершенно седые - они-то и сбили Дайрана с толку. А глаза - пронзительные, резкие, и такие же резкие складки прочерчены от крыльев носа к уголкам губ. А в глазах, кажется, растерянность... немудрено. У самого Дайрана мягко кружилась голова и дрожали колени.
В черном небе пронзительно крикнула неведомая ночная птица.
- Не поцарапал? - осведомился старик, набивая трубку. - Впрочем, что зря говорить. Убил бы я тебя, если б не она...
- Да и я б тебя... - подумав, признался Дайран.
Идиотизм ситуации уже даже не шокировал. Несостоявшийся убийца и его жертва стояли рядом на крылечке и беседовали, раскуривая трубочку. Полный привет. Еще самовара не хватает... и Регду сюда, чтоб чай разливала.
- Если б ты знал, капитан, какого ты человека губишь, - с горечью сказал вдруг хозяин, выпуская кольцо дыма. - Если б ты знал...
- Ну, так расскажи, - хмуро бросил Дайран. - Я себя последним дураком чувствую. Все все знают, один я, как слепой кутенок, тычусь носом в дерьмо...
Хозяин коротко вздохнул.
- Не стал бы рассказывать, - проговорил он так же угрюмо, - но ты, кажется, человек честный. Регда за тебя, можно сказать, поручилась...
- Когда ж успела? - нехорошо усмехнулся Дайран. - Я вроде все время рядом был - вы с ней и парой слов перемолвиться не успели...
- Она просила тебя не трогать, - ответил старик. - А такая просьба - от нее... дорогого стоит, понимаешь?
Дайран покачал головой.
- Не понимаю ни черта, - сообщил он.
- Расскажу. Не все, правда. А остальное сам поймешь - ты ж вроде не дурак.
- Погоди... ты вот что скажи: это правда, что она - из лесных людей.
Хозяин коротко улыбнулся, посмотрел на него.
- Слышал, значит. Ну, в каком-то смысле - правда. Только это не совсем те колдуны лесные, в которых вы там у себя верите. Это немножко другое...
... Забытые, потускневшие от времени легенды проходили перед Дайраном неспешно и величественно, едва касаясь высокой травы, и он вздрагивал от их спокойных прикосновений. То, что на Юге считалось выдумками, бабкиными сказками, здесь, на Севере, было окружено почетом и уважением. Падали, как удары клинка, непривычные для уха солдата слова. Право. Род. Королевская кровь. Какая разница была бы ему, какие нынче короли на троне?
Задыхаясь от горя, мелькнула на мгновение девушка в серебристой вуали - принцесса Альбина, злосчастная тень королевского рода, та самая, полузабытая и загадочная. Преданная родными братьями, насильно сосланная в далекий монастырь - бледный отсвет прежней красавицы с длинными косами. У них, оказывается, женщины наследовали; право старшинства - кому оно нужно, если цена этого - жизнь? Кто знает, думал Дайран, сколько правды в этих легендах; сколько слез пришлось пролить той, живой, настоящей прежде, чем встретила она на лесной тропе человека с невероятными, серо-зелеными, колдовскими глазами... Что уж он там наобещал ей, чем приворожил... в монастыре недосчитались однажды послушницы, а в лесной избе той же ночью прибыло мужаткой. Женой оборотня, колдуна, меняющего облик, лешего, которым детей пугают...
Кем пугала Альбина своих детей? Рассказами о братьях-принцах?
Она прожила недолго. Видно, все силы, что были отпущены ей, отдала детям - мальчику и девочке. А они, выросшие, вместе с даром отца - умением оборачиваться зверем и птицей - сохранили и материн дар: память о том, кем была она и чья кровь течет теперь в их жилах. И знание, что есть у них на свете родичи, родичи по крови, но не по духу - далеко, за лесами, в пышных залах королевских дворцов. И предсмертное материнское проклятие сохранили, обращенное к младшим братьям: «род ваш не вечно будет править этой страной, а прервется. И все вернется, как должно быть по праву старшего». Вот только не уточнила преданная старшая сестра, у которого именно из братьев не останется потомков. А может, уточняла, да за давностью лет осталось это забытым...