Отзвуки былых страстей заставили Феллу разлепить губы:
— Если бы вы тогда не притащили браслет почти к Холдонову Холму…
— То могло быть хуже, — отрезала Дара. — А может и не могло, неважно. В Предсказальнице я успела увидеть надпись: «когда змеиная голова будет приращена холодом к телу», — или что-то вроде этого. Гидра Гекаты была «будильником» артефактов, вы же сами говорили. Ну, а Холдон изо всех сил старался превратить себя в артефакт — видать, ему почти удалось. И ведь никто ж не догадался проверить Холдонов Холм все это время — есть ли что там внутри…
— Опасное место… никто не подходит…
— Вот только вопрос — зачем они его уничтожили. Может, конечно, заметали следы по приказу самого Холдона… или скрывали остаточные следы каких-то чар…. А он тем временем открыл ясны глазыньки, — Дара кинула в сторону «глазонек» брезгливый взгляд, — очухался и свыкся с тем, что он наполовину женщина. И решил вернуть свое творение.
Холдон, будто понял, о чём речь — повернулся и с тёплой улыбкой (от которой замёзло с полдюжины нарциссов и стошнило раненого Фрикса) приподнял Арктурос. Нежно пробежал пальцами, бережно, почти чувственно коснулся острых зубцов по краям. Стоявшие рядом маги подобострастно поёжились.
— Совершенство, — произнесли тонкие, синеватые губы. — Он тоже не умер, как я, за тридцать веков. Осколки были собраны моими сторонниками — и вот он возрождён, из драконих сердец и артефактов иного мира. Видела ли ты что-нибудь более прекрасное, дитя?
Дара пожала плечами и показала жестом — а может, и видела. Холдон укоризненно погрозил ей пальцем — ни дать ни взять, строгий папаша.
— Превзойденное совершенство, — прошептала Дара. — Сначала его собственный ученик с иглецом… потом Витязь с Рукоятью… представляю, как он бесится, понимая, что Витязь в несколько секунд создал то, что смогло разрубить его творение.
— Из-за этого… отчасти… он и направлялся к Одонару, — прошептала Бестия. — Думаю, хотел уничтожить Рукоять…
Холдон теперь отвернулся и продолжил беседу со сторонниками.
Кристо так вообще с самого начала решил не слушать. Ему было глубоко неинтересно, как там собирали по кусочкам Арктурос, он только понимал, что им крышка, а стало быть — ничего больше значения не имеет. Пока что нужно привести в себя Мелиту, а то она так и застыла с отблесками холдонской мерзости во взгляде. Несколько минут он топтался, потом набрался смелости, вытянул губы, нагнулся… и тут Мелита отмерла, сфокусировала взгляд на нем и на губах и выдала:
— Ого ж!
— А я тебя того… разбудить хотел, — поменял намерения Кристо. — Говорят… это, помогает иногда.
Мелита вяло улыбнулась и чмокнула его в нос, и в груди потеплело. Девушка удивлением смерила взглядом Дару, сидящую возле Бестии, покосилась в сторону Холдона.
— Говорит, стало быть?
— Угу, треплется помаленьку. Знать бы еще, кому он это всё рассказывает. Неужто ж только Даре или этим, в плащах?
— Им, — Мелита кивнула на черные ирисы.
— Цветочкам? Так а смысл…
— Мертвым, — хмуро сказал Нольдиус, подходя. Во время полета с него немного осыпалась книжная мудрость, Кристо он старался не замечать, а на Мелиту поглядывал печально. — Это он тем, которые остались на этом поле победителями… тогда.
Без этого «тогда» фраза звучала значительно лучше.
Холдон оторвался от беседы с последователями, опять подошёл. Постоял, глядя на черные и белые ирисы, качающие головками. С кривой усмешкой взглянул на серую радугу в небесах — в четвёртой фазе — и повернулся наконец к пленникам.
— Время у вас есть, — мягко уронил он. — Глядите туда, — тонкий палец указал на выжженный круг, — может быть, там появится тот, кто облегчит вашу участь и принесет мне сведения о ключнике. Помощи от Семицветника не ждите: им не успеть. Прощайтесь перед дорогой в Великое Ничто и сожалейте, что не сумели прожить свои жизни так, чтобы не сожалеть.
Он отошел подальше, и к нему тут же прихлынула нежить, как котята к любимому хозяину. Потом подошли маги, скрывавшие лица — кажется, опасались его после услышанной речи. Холдон отдавал какие-то приказания, и до пленников долетали время от времени отдельные слова: «союзники», «Кордон», «колодец», что-то о ситуации в артефактории…
Мелита устала стоять, присела на траву и откинула голову на плечо Кристо — тот тоже уселся, чтобы ей было поудобнее.
— Интересно, он таким и был?
Нольдиус торчал рядом и явно чувствовал себя лишним.
— Холдон? О, это… противоречивые сведения. Одно время я… знаешь, интересовался его личностью… и пришел к выводу, что он позволял себе быть любым. Добрым дедушкой и наставником, воином и стратегом, дипломатом и артемагом, иногда еще и философом. А на Альтау он был просто кровожадным монстром, вот только эти, кажется, насчет Альтау не помнят.
Он кивнул в сторону приспешников Холдона, которые через поле разбредались в разные стороны — спешили выполнить поручения патрона.
— Отморозки, — сердито брякнул Кристо.
— Просто они к войнам и крови уже привыкшие, — горько сказала Мелита. — И вот им пришло в голову: а ведь у Холдона неплохие идеи, так почему бы не воевать и за них, раз все равно приходится постоянно с кем-то драться?
— Отморозки, — неожиданно согласился Нольдиус с Кристо. Тронул обожжённую руку, скрипнул зубами и неторопливо, солидно, как в прежние времена, пошел помогать раненым.
Кажется, просто хотел куда-нибудь пойти.
Дара тоже следила за перемещениями отрядов противника, но ее занимало совсем другое.
— Как думаете, сколько он проживет? — прошептала она. Бестия рискнула приподнять голову и посмотреть на самую ненавистную свою ученицу.
— Меньше, чем мы. Многое будет зависеть от его силы воли и от ударов иглеца, — она взглянула на Холдона, беседовавшего с нежитью: — Надеюсь, он обеспечил прикрытие на тот случай, если он умрет, а помощь еще не успеет…
— Это уж наверняка, — вытолкнула из груди Дара. Ирисы холодили кожу, солнце при серой радуге казалось слишком тусклым, и слез не было, потому что миг встречи в Лунных Далях приближался с каждой секундой. Дара взглянула на Бестию и заметила, что та смотрит на выжженный, огороженный Холдоном круг напряженно, почти умоляюще.
— Оскальная Пещера далеко, — слова будто не зависели от Феллы, просто мысли звучали вслух. — Кто бы ни появился, это будет не он, он просто не успеет вернуться…
— Что? Экстер?
Бестия вздрогнула, когда поняла, что ее слышат, голос зазвучал насмешливо:
— У него бы вполне хватило ума заявиться сюда и пристать к Холдону с серенадами. К счастью, от пещеры оскальников путь неблизкий, так что на его долю останется только рыдать да заламывать руки, когда он увидит, что стало с артефакторием.
Дара, вопреки традициям, не накинулась на Бестию за резкие высказывания о директоре: она смотрела, приоткрыв рот.
— Вы его любите, — вдруг сказала она. — Вы любите Мечтателя!
— Замолчи, или я… — шипение Бестии угасло, голова упала в траву. Смысла спорить, смысла говорить что-либо больше не было: текли последние минуты.
Но Дара не считала, что тема исчерпана.
— А почему вы ему-то не сказали?
— Потому что в Оскальную Пещеру нужно идти несчастным. А если бы он вдруг…
Тут в голове у Бестии прояснилось, она поняла, с кем разговаривает, замолчала окончательно. Центром ее безраздельного внимания опять стал выжженный на цветах круг, в котором должна была появиться — нет, не появиться, чья-то фигура.
Дара бесшумно поднялась и вернулась к Кристо и Мелите.
— Ждем?
— Ага ж.
— Настроены помирать?
— Да как-то не особенно.
— А речь о чем?
— Да вот как раз интересуемся: если Холдон теперь — наполовину баба, как у него… ну, понимаешь? С этими днями?
— Так спросить можно…