— Ты сбилась с пути?
— Я провалилась в... кошмар. Лед забрал меня. — Рот Чайник превратился в оскал, возможно, вспомнив маску, которую она носила во внешнем мире. — Я бы не выжила, если бы я не была... — Она протянула руку, и тень пробежала между ее пальцами, — ...такой.
— Тогда я рада, что Госпожа Тень смогла спасти тебя дважды. — Стекло улыбнулась. — Ты оказала церкви важную услугу, сестра. Твой отчет о том, что Адома собрала у себя оба корабль-сердца Скифроула, представляет особый интерес. Кроме того, ты положила плоть на кости слухов об исследованиях бой-королевы подо льдом. Некоторые даже сомневались в существовании черного льда.
Сестра Чайник сунула руку в рясу.
— Я могу развеять эти сомнения. — Она достала пузырек, наполненный чернильно-черной жидкостью. Стекло обнаружила, что ее глаза зачарованы чернотой этого вещества. — Я отколола немного. Он растаял. — Чайник убрала пузырек во внутренний карман. — Яблоко считает, что он родственен боль-дереву Дарна.
Стекло поджала губы. Дарнишцы строили из боль-дерева свои барки. Некоторые утверждали, что эта субстанция живет даже тогда, когда ее разрезают на бревна и доски — злой дух пропитал ее насквозь, так что боль-дерево могли использовать только шаманы Дарна.
— Лес, в котором растут боль-деревья, питается талыми водами. Ходят слухи, что лед в этом районе серый. Сестра Правило однажды показала мне работы Олдерброна, архонта, который был братом Сестры Облако. Они намекают, что лед испорчен из-за какой-то работы Пропавших.
Стекло перевернула страницы и положила руку на самый верх:
— Есть ли еще что-нибудь, что я должна сказать первосвященнику Невису, когда буду докладывать ему на следующий седьмой день?
— Я бы больше беспокоилась о том, сможете ли вы доложить ему, настоятельница. Возвращаясь, я прошла через Истину и нашла время, чтобы послушать на нескольких важных углах...
Стекло знала, что это означало места, где ни одна монахиня не имела права находиться.
— И?..
— В Сладкое Милосердие скоро прибудет инквизиция.
11
НОНА КОВЫЛЯЛА ВНИЗ по высеченным в камне ступенькам в комнату Тени. Все части ее тела — даже те, по которым, насколько она помнила, не били, — закостенели и теперь протестовали при каждом движении. Она делала последние шаги, держась обеими руками за стену и стиснув зубы, пот промочил ее нижнюю одежду вплоть до тела.
Когда она вошла, весь Мистический Класс посмотрел на дверь, некоторые сузив глаза и обвиняя, другие удивляясь.
— Нона, как хорошо, что ты присоединилась к нам. — Сестра Яблоко без всякого выражения наблюдала за ней из передней части класса. В руках она держала шляпу и шарф. — Из-за своего опоздания ты вызвалась в третий день помочь мне провести урок в Красном Классе. Мы варим рвота-траву.
Нона знала, что спорить бесполезно. Она проковыляла к Дарле и села рядом. Рвота-трава перегоняется в жидкость, которая может быстро вызвать рвоту и диарею. Иногда тот же эффект производил и ее запах. Это всегда был грязный урок.
— У тебя такой вид, будто ты упала со Скалы, — прошептала Дарла.
Нона огляделась. Ни Элани, ни Джоэли не было. Кроси сидела, сгорбившись над своими записями, один глаз почернел, распух и превратился в щель, синяк покрывал большую часть другой стороны ее лица.
— Сегодня мы возвращаемся к теме маскировки, Нона. — Сестра Яблоко высоко подняла шляпу, бесформенную вещь из темного фетра, какую мог бы носить рыночный торговец. — Что особенно уместно, поскольку ты следующая на Тень-испытании.
Нона начала было открывать рот, чтобы запротестовать, но тут же закрыла его. Каждая послушница Мистика проходила вызов каждый год; без успешного испытания никто не мог перейти в Священный Класс, не мог питать надежды стать Сестрой Благоразумия. На самом деле у Ноны, лишившейся тени, не было никаких шансов на Серое, так что хорошо, что она отдала свое сердце Красному.
— Замаскироваться, — сказала Сестра Яблоко, — значит изменить свое мышление не меньше, чем внешность. Так меня учила сестра Перец. Да, вы слышали о ней. Сестра Перец могла в простой серой тунике — или коричневой, если она выворачивала ее наизнанку, — не вызывая подозрений войти в ворота дюжины особняков аристократов и Залов гильдий. Я подозреваю, что она могла бы войти в половину из них, одетая в мешок. Сестра Перец знала, всей глубиной души, что принадлежит каждому из этих мест. Она знала, кто она такая, зачем идет, что ждет ее внутри, и точно знала, сколько внимания следует уделять тем, чья работа — остановить ее. Тело говорит на своем языке, и сестра Перец могла использовать свое, чтобы сказать все, что ей было нужно.