Двухместное кресло подъёмника приближалось к вершине. Макс откинул наверх предохранительную раму, поднял концы лыж и приготовился спрыгнуть на снег.
— Вы направо или налево? — предупредительно спросил сосед, чтобы отъехать в разные стороны и избежать столкновения при соскоке.
— Всё равно, — ответил Макс.
— Тогда я направо. О’кей?
— О’кей.
Макс легко соскочил с продолжавшего двигаться кресла и отъехал на левую стартовую площадку. Он окинул взглядом уходящую круто вниз извилистую трассу «Олений рог», согнул колени, сильно оттолкнулся палками и начал спуск, быстро набирая скорость. Ветер свистел в ушах, края лыж с хрустом резали снег на виражах — вжик, вжик… Возникло знакомое ощущение абсолютного владения телом и полного контроля над скоростью. Макс любил быстрый спуск, азарт обгона и своеобразную игру, когда ты некоторое время идёшь за кем-то след в след, повторяя его движения, а потом вдруг резко набираешь скорость и уходишь вперёд.
…Далеко внизу он заметил женскую фигурку. Она спускалась легко и изящно, длинными прямыми ходами с едва заметными виражами. Макс увеличил скорость и сократил расстояние с ней. Её техника была безупречна. Она шла на параллельных лыжах, ноги тесно прижаты одна к другой, корпус неподвижен, и только оба колена отклоняются вместе то влево, то вправо. Вот она выбрасывает вперёд правую палку, делает лёгкий укол около острия лыжи, переносит тяжесть тела на другую лыжу и входит в короткий левый вираж. Потом левая палка идёт вперёд — и такой же правый вираж. Приталенный костюм подчёркивал её ладную фигуру. Длинные рыжие волосы, схваченные на лбу и сзади широкой резиновой лентой, распластались на ветру. Макс какое-то время идёт за ней след в след, а потом обгоняет. Поравнявшись, он бросает на неё быстрый взгляд, но увидеть лицо не удаётся — оно закрыто защитными очками. Непонятно почему, но ему вдруг очень захотелось увидеть его. Объяснить это желание он не может, да и не пытается. Он просто подчиняется ему. Макс сбрасывает скорость и пропускает лыжницу вперёд. До конца спуска он висит у неё на хвосте. В конце трассы она делает широкую плавную дугу и подъезжает к очереди на подъёмник. Макс повторяет дугу и становится за её спиной. Очередь короткая и движется быстро. Он подсчитывает пары и понимает, что они окажутся в одном кресле.
С полминуты они едут молча. Макс боится разрушить овладевшее им какое-то волнующее предчувствие. Наконец, он медленно поворачивает голову, пристально смотрит на неё и тихо произносит: «Джулия». Она замирает и продолжает неподвижно смотреть прямо перед собой. Затем, не меняя позы, шепчет чуть слышно, одними губами: «Боже мой, Макс».
Комната была слабо освещена. Горели только три свечи по углам. В камине потрескивали поленья. На столе почти нетронутый ужин, заказанный в ресторане. Макс и Джулия сидели на диване, прижавшись друг к другу. Он обнял её за плечи. Они разговаривали уже несколько часов. Время от времени возникали долгие паузы, которые заполнялись поцелуями.
Макс узнал, что Джулия развелась с мужем три года назад, что у неё есть сын, студент Гарварда. Она живёт в Банфе, где руководит балетной студией в Центре искусств. Он рассказал ей о себе, главным образом о том, что её особенно интересовало, — что он не женат и что у него нет детей. Драматических событий последнего года Макс не коснулся.
— Ты уже три года одна. У тебя есть кто-то? — спросил он.
— Теперь есть. И не кто-то, а тот, кто был всегда. Был в моих мыслях, в моём сердце. Его зовут Макс Адлер.
— Я не о том, — Макс улыбнулся.
— А я о том. И ни о ком другом. И знаешь что, — не задавай глупые вопросы.
Макс поцеловал её.
— Все эти годы я часто вспоминал тебя, — сказал он. — И нередко в самой неожиданной ситуации и в самом неожиданном месте. Когда-нибудь расскажу об этом. Ты очень удивишься, узнав, где и когда это происходило.
— Например? Ты меня заинтриговал. Скажи сейчас.
— Нет, сейчас не время. Как-нибудь потом.
— Ну хорошо. Давай о другом. Двадцать пять лет назад ты сделал мне предложение. Оно ещё в силе?
— Разумеется. У него нет срока давности.
— Я согласна.
— Ты уверена? Даже если я так же беден, как тогда?
— Для меня это никогда не имело значения. Богатство — самая зыбкая разновидность счастья. Знаю по своей семье.
— Ну, а если я очень богат? Ты всё равно согласна?
— Тогда подумаю.
— Ты прелесть, Джулия. Я действительно богат. А теперь, когда у меня есть ты, я сказочно богат. И снова прошу тебя стать моей женой.
— Пожалуй, я всё-таки согласна. Несмотря на твоё сказочное богатство. И знаешь, Макс, мы так долго ждали этого дня, что не будем откладывать и снова испытывать судьбу. Как только приедем в Банф, сразу же зарегистрируем брак в мэрии. Не возражаешь?
— Я готов ехать в Банф прямо сейчас.
— Сейчас не надо. Сейчас мы сделаем что-то другое. Немного переставим местами события и устроим настоящую первую брачную ночь. А потом в Банфе ещё одну.
…В три часа ночи в голову Джулии пришла новая идея.
— Где это сказано, что первую брачную ночь нужно всю проводить в постели?
Она спрыгнула с кровати, подошла к окну и раздвинула занавески.
— Посмотри, что делается на трассе.
Макс направился к другому окну. Комната была освещена только неровными отблесками горевших поленьев. Прежде чем взглянуть в окно, он посмотрел на Джулию. Она стояла между ним и камином. Её точёная, будто изваянная из мрамора, фигура балерины была очерчена огненными бликами. И каждая новая вспышка огня выхватывала из полумрака и освещала какую-нибудь другую часть тела — грудь, бедро, ногу.
— Ты не представляешь, дорогая, как красиво твоё тело в свете каминного огня.
— Ты хочешь сказать, дорогой, что камин — это самое подходящее освещение для сорокапятилетней женщины? — Джулия засмеялась. — Нет, ты всё-таки посмотри в окно.
Лыжная трасса была освещена. Работали подъёмники. По снегу скользили лыжники. Максу вдруг вспомнились слова Шарля Ле Корбюзье: — В доме должны быть три главные вещи: первая — вид из окна, вторая — вид из окна и третья — вид из окна».
— Давай покатаемся пару часиков, — предложила Джулия.
И вот они снова на склоне. В ночном катании есть своя прелесть. Защитные очки не нужны. Без них краски более естественные, хотя и не такие яркие, как днём. Из установленных вдоль трассы динамиков льётся хорошо подобранная музыка.
— Первое брачное ночное катание, — Джулия улыбнулась. — Будет, что вспомнить и рассказать детям.
— Кому? — удивился Макс.
— Детям, — невозмутимо повторила Джулия, — нашим детям. Твоим и моим. Что тебя так удивило?
— Просто не думал об этом, — Макс замялся.
— Как так — не думал? Кому же ты оставишь своё сказочное богатство? Союзу девственниц или Армии спасения?
— Нет, но… видишь ли… возраст…
— Макс, тебе только пятьдесят шесть. Сам же говорил, что ты из породы долгожителей. Ещё внуков дождёшься. Я тоже в полном порядке. Какие проблемы?
— Ты права, дорогая, проблем нет. Поэтому, пока ты ещё не беременна, давай-ка пройдёмся по «чёрному ромбу»[7].
— Не возражаю. Хотя насчёт беременности теперь не уверена.
Оба расхохотались. Через несколько минут они уже мчались по трассе «Тюлений ласт», вдоль которой стояли указатели с чёрными ромбами. Лыжи прыгали по бугристому склону, напоминая удары тюленьих ласт по снегу. Отсюда и название. Здесь требовалась особая техника, которой Макс и Джулия хорошо владели.
«Что за год! — подумал вдруг Макс. — Увольнение, наследство деда Оскара, Совет директоров, прямой метод. И в довершение всего — Джулия. Такой год заслуживает названия, как в Китае. Пусть он будет годом Золотого Брегета… Судьба знает, куда ведёт нас. Но мы узнаем это только в конце пути…»