- Что за на хрен? - Геныч завис между полом и потолком, беспомощно загребая руками и перебирая ногами в воздухе. - Эй, мы так не договаривались! Ну-ка, вернули как было!
С кем именно ругался Геныч он не знал, привычная манера общения сработала на автомате. Странно, но «Эй» отозвались практически сразу. Слева будто распахнулся серый прямоугольник и Геныча втянуло в него как каплю в соломинку. Обожгло холодом, будто бесплотное тело могло что-то ощущать, сдавило грудь, а дальше навалилась чернота.
Звуки доносились как сквозь вату. Бормотание, разговоры, чей-то плач, истерический смех, стон. И снова бормотание. Геныч с трудом открыл глаза. Скамейка. Он сидел на скамейке, привалившись к высокой деревянной спинке. Сидел в одних трусах, прямо как и умер. В трусах, на атласном покрывале, дожидаясь, пока любовница (Стелла? Стефания?) выйдет из ванной. Наверное, правильнее было называть ее подругой - жены-то у Геныча не было. Но друзей у него тоже не было, и «любовница» звучало как-то уместнее.
Умер... Геныч резко выпрямился и принялся озираться по сторонам, готовый дать отпор любой опасности. Впрочем, драться было не с кем. Он сидел на вокзале - по крайней мере, больше всего это место походило на вокзал. Длинный перрон с деревянными скамьями, пути для поездов с обеих сторон и теряющийся в тумане горизонт. Что слева, что справа. На перроне толпились люди: кто-то сидел на асфальте, кто-то на скамьях, кто-то ходил туда-сюда или стоял неподвижно, вглядываясь в туман. Почти раздетые и полностью голые, одетые в наряды, словно собранные из разных эпох.
«Как шабаш в костюмерной», - подумал Геныч. Когда-то, очень, очень давно у него в любовницах ходила актриса одного из провинциальных театров. Очень давно. И очень недолго. Мимо, сгорбившись, прошла женщина в изящной шляпке, длинной юбке и меховой пелерине, наброшенной на плечи. Женщина прихрамывала: на одной ноге у нее был сапожок на невысоком каблуке, а вот вторая была в одном чулке. Навстречу женщине бойко двигался дедок, в кепке, лаптях, относительно чистых штанах и почти белой рубахе. Прошел сквозь женщину, пробормотав что-то, и прибавил шагу. Геныч прибег к старому, доброму, способу: ущипнул себя за руку. Боль была. Но какая-то странная, приглушенная, словно рука отходила от анестезии.
- Новенький, да? - на скамью рядом с Генычем опустился мужчина лет сорока на вид. Высокий, с полными губами, он был одет в наглухо застегнутое черное пальто, длиной по колено. Штанины серых, чуть мешковатых брюк доходили до верха шнуровки начищенных до блеска черных туфель.
- Новенький где? - ответил Геныч вопросом на вопрос.
Незнакомец обвел перрон рукой.
- Я называю это серой зоной. Мой приятель - Чистилищем.
- Тв.. Ваш приятель? - было в незнакомце что-то такое, отчего Генычу стало жутковато, будто смрадом из могилы дохнуло. Панибратское «ты» застряло в горле.
- Меня Дмитрием зовут, - представился незнакомец, протягивая руку. Пальцы прошли свозь пальцы.
- Привычка, - хлопнул себя по лбу Дмитрий. В этот раз рука будто соприкоснулась с кожей.
- Жозеф. Француз. Для монаха из XVII века вполне неплох - только почему-то очень не любит Дюма.
- Дюма? - у Геныча голова шла кругом. Дмитрий прищурился.
- Дюма, Дюма. Три мушкетера, «пора-порадуемся»... не читал, вижу. Смотрел хоть?
- Боярского помню, да, - кивнул Геныч. - Иностранных языков, вот, не знаю.
-А тут полиглотом быть не нужно. Все в одном котле варимся, одной ложкой мешаны, - Дмитрий замолчал ненадолго, о чем-то задумавшись. Геныч терпеливо - очень необычное для него чувство -ждал. Дмитрий тряхнул головой.
- Не буду пугать тебя, новичок. Просто знай, что проблем с взаимопониманием тут нет. И титулов тут нет, должностей и связей. Все как есть, на ладони. Ты в постели умер что ли? - мужчина окинул взглядом донельзя лаконичный наряд Геныча. Тот насупился и кивнул
- В каком году? - Дмитрий задал этот вопрос так быстро, словно от ответа зависела его жизнь. Какая, к дьяволу, жизнь. Посмертие?
- В две тысячи пятнадцатом. А вы? - странная беседа помогала цепляться и держать себя в руках. Незнакомец. Разговор. Вокзал. Словно в ожидании поезда, а ему снова семнадцать, и за спиной - родной город. Скучный, пыльный, душный. Кажущийся сейчас нереально далеким.
Дмитрий прикрыл глаза.
- Так мало времени прошло... - прошептал он. И посмотрел на Геныча, враз растеряв свои ленцу и спокойствие.
- А меня задушили практически у подъезда дома, в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, - Дмитрий потрогал пальцами воротник пальто. - Я шофера отпустил, пешком пройтись решил. Ну и прошелся. А, все равно достали бы. Вечер был, - Дмитрий повел плечами, словно поеживаясь. - Холодный... Профессионально сработали, быстро. В нашем ведомстве такие дела абы кому не поручали.