Идеи и решения, предлагавшиеся заинтересованными сторонами, были не новы, особенно, если учесть, что возникли они из планов. складывавшихся во время кризисов 1878 и 1908 годов. А то, что они продолжали существовать, укрепляло политические фронты и усиливало их непримиримость. Этому способствовала и обострение международных отношений. Но власть в Вене все никак не могла найти решения проблемы, обусловленной потребностью, чтобы Монархия показала свою силу на Балканах и утвердила себя как великую европейскую державу, а в то же время не вызвала такого военного столкновения, которое бы могло закончиться для нее крахом.
Германия после Первой балканской войны пыталась, по крайне мере — какое-то время, смотреть на происходившее по-новому. В течение 1912 года у нее не было интереса превращать возникший балканский кризис в общеевропейскую войну; она верила, что участников балканского союза может привлечь на свою сторону. Император Вильгельм II не готов был в 1912 гаду вмешиваться в балканские конфликты и оказаться втянутым в возникшие противостояния. Кроме того, в существовании Балканского союза он видел способ ослабить влияние панславизма на Балканах. Некоторое время в Берлине даже помышляли о поддержке возможных «Соединенных штатов Балкан», которые бы вели политику, близкую Германии. Стабильные Балканы можно было рассматривать и как преимущество, поскольку они были желанны для части германских промышленных кругов, готовых поставлять на это пространство свои товары, капиталы и технологии.
Из указанных соображений Берлин готов был в некоторой степени менять свою политику на Балканах. Правящие круги Германии придерживались мнения, что балканские страны, особенно Сербию, можно привлечь к себе и соответствующей политикой, без особых акцентов на том, что их нужно уничтожать. Короче говоря, Германия не соглашалась с тем, чтобы отношение Вены к Сербии как противнику стало основой политики Центральных сил. Считая, что изменение политики принесло бы несомненную пользу Австро-Венгрии, она готова была посредничать в том, чтобы отношения с Сербией улучшились. Конкретная заинтересованность ее в сотрудничестве с Сербией обусловлено было экономическими, коммуникационными и стратегическими причинами[100].
Итоги Первой балканской войны опосредованно повлияли на окончательное решение cpMB[1]JJJ вступить в войну. Крах Турции и заявление Великобритании, что она не будет наблюдать пассивно за столкновением между Германией и Францией, коль до него дойдет, Берлину показывали, что британцы тверды в желании не допускать появления на европейском пространстве превосходящей их политической, военной и экономической силы. Такая политика ставила Вильгельма II перед дилеммой: либо отказаться от намерений сделать Германию государством, которое будет стоять во главе «Соединенных штатов Европы», либо усилить и ускорить меры по вооружению и подготовке к войне армии, особенно сухопутных войск. Выбрано второе. А решение принято 8 декабря 1912 года на заседании «военного совета». Тогда генералитет выразил уверенность, что Германия способна вести войну с двумя, а если понадобится, то и с тремя, большими государствами одновременно. Таким убеждениям, которые разделял монарх, гражданские власти не могли противопоставиться. После этого началось интенсивное увеличение численности армии и укрепление мощи ее. Армии ставилась задача обеспечить континентальные интересы Германии на западе, юге и востоке Европы, но победа на материке одновременно должна была служить и обеспечению интересов Рейха за океаном[101].
Позиция Берлина по отношению к Балканам на тот момент была сущностно неприемлема для правящих кругов Вены, которые «уничтожение Сербии» отождествляли с «жизненными интересами» Монархии. По их мнению, конфликт был непримиримым из-за фанатичных устремлений Сербии добиться объединения всех сербов, из-за ее сепаратистских намерений отделить от Монархии территории, населенные сербами и югославянами. из-за мечты о великом сербском государстве. Осуществление же великосербской идеи, национального идеала всего сербского народа, возможна была, как считали в Вене, только за счет Монархии, а это никак не сочеталось с сохранением ее целостности. Упомянутые позиции в 1912–1913 годах заметно охладили отношения между Веной и Берлином. У союзников не было расхождений насчет того, что Австро-Венгрия должна стать гегемоном на Балканах, однако они некоторое время расходились во мнениях, каким способом этого достичь[102].
Влияния Монархии была достаточно для того, чтобы создать албанское государство, остановить прорыв сербов к Адриатике, установить границы балканских государств и их соседей, поддерживать новые раздоры и интриги между балканскими народами. Но не больше того. Защищая собственные интересы на Балканах, дипломатические и военные круги Вены старались представить себя в качестве защитников албанского народа[103]. Из-за этого участились протесты против того, чтобы Сербия и Черногория претендовали на территории, где преобладало албанское население. Вена особенно настаивала на том, что Сербии нельзя позволить выход к Адриатическому морю. Кризис в отношениях обострился и уже грозил войной в связи с тем, что Черногория заняла Скадар, а сербские воинские силы оказались на территории Албании. Между тем, Берлин в этой ситуации не выступал за войну, и на его поддержку Вена не могла рассчитывать. По мнению Вильгельма II, это немыслимо, чтобы европейская война была начата «из-за какого-то вопроса, который вообще не важен»[104]. Не Имея возможности оспорить территориальные приобретения Сербии, австро-венгерская дипломатия в мае 1913 года на Лондонской конференции, которая стала завершением Первой Балканской войны, все же достигла значительных успехов. Монархия смогла добиться для Албании международного признания и того, чтобы Скадар вошел в состав албанского государства, а Сербию вынудила вывести свои войска с территории Албании[105].
100
A. Mitrović,
103
В мемуарной записи, сделанной 21 июня 1914 года, барон Конрад ясно подчеркнул. что албанское государство создано в противовес Сербии, а не его самого ради (В. Ћоровић,
104
По мнению Вильгельма II, было немыслимо, чтобы европейская война началась «из-за какого-то вопроса, который вообще не важен». Германский император был уверен в невозможности убедить немцев, «что им нужно сражаться из-за того, что Скадарская долина или Скадарское озеро должны стать вместо черногорских албанскими» (A. Mitrović,