Поэтому Никола Пашич уже первые, опубликованные в венских и пештских газетах тексты о покушении объяснял как имеющие цель «уничтожить высокий моральный кредит Сербии, которым она пользовалась в Европе, а безумное дело одного молодого экзальтированного фанатика использовать политически до предела против Сербии»[126]. Сербское посольство в Вене сообщало о «явной тенденции» представить покушение как заговор, спланированный в Сербии. По мнению
Йована М. Йовановича, власти Австро-Венгрии в возникшей ситуации имели две возможности: отнестись к покушению как делу внутреннему, призвав Сербию помочь найти виновников, или выдвинуть Сербии обвинение и начать войну. Он, имея солидный опыт и хорошо зная суть международных отношений, считал второй вариант более вероятным. Матея Бошкович, сербский посол в Британии, был уверен именно в таком исходе, считая, что Австро-Венгрия готовит вооруженное нападение на Сербию. Посол в Петрограде Мирослав Спалайкович полагал, что австро-венгерская пропаганда имеет целью подготовить общественное мнение Европы к войне против Сербии. На протяжении июля 1914 года, в атмосфере ожидания. какие шаги предпримет Вена, сербское правительство решило идти навстречу в связи со всеми оправданными претензиями, но не принимать «требования, которые направлены против достоинства Сербии и которые не могло бы принять ни одно государство, уважающее и сохраняющее свою независимость»[127].
Когда вести о случившемся в Сараево с большой скоростью разносились по Европе, вызывая различные реакции и комментарии, вместе с ними распространялись и пропагандистские утверждения об ответственности Сербии, а также обвинения, что покушение на Франца Фердинанда было «режиссировано» в Белграде[128]. Хотя для такого рода утверждений доказательств не было, по всей Габсбургской монархии начались массовые гонения на сербов, объявленных виновными в смерти престолонаследника — как народ. Физические расправы, аресты, нападения на мастерские, запреты газет ставили под угрозу их жизни и собственность. Воцарялись шовинистические настроения, а пропаганда, которую вели средства печати, стимулировала, как отмечалось иностранными дипломатами, «слепое бешенство против Сербии». Противопоставление остальных народов монархии сербскому, разрывало тонкие нити доверия, связывавшиеся в предшествующее десятилетие. Писатели, экономисты, философы и иные интеллектуалы выступали с трактатами, призывавшими к расплате, к «мужественному шагу» — войне. Особенно затронутые гибелью Франца Фердинанда, распространяли нетерпимость и клерикальные круги. Считая, что с Сербией нужно рассчитаться «раз и навсегда», что следует нанести удар, который лишит ее «силы и будущности», власть поддерживала это недовольство. С другой стороны, разжигая антисербскую пропаганду, для зарубежного мира Вена старалась создать впечатление, что это, якобы, общественное мнение так давит, обязывая наказать Сербию. В стремлении скрыть истинные причины войны и навязать собственные интерпретации событий венские власти давали указания дипломатам, чтобы привлекли на свою сторону влиятельные издания в зарубежье и влияли там на печать с целью поддержки обвинений против Сербии[129].
Б самой Монархии сербы подвергались ужасным притеснениям и погромам, особенно в краях, где они проживали смешанно с представителями римско-католического и мусульманского вероисповеданий. Демонстрации в Загребе, за которыми стояли местные власти, военные и клерикальные круги. Имели явно антисербский и антиюгославянский характер. Так, «франковцы», лидируя в насилии, в качестве целей, которых считали нужным достичь, называли «расправу», «уничтожение» сербов. Они выкрикивали имя Франца Фердинанда, призывая к войне и к мести сербам, которых чохом объявляли «государственными изменниками», и при этом требовали уничтожить их имущество. Подобная атмосфера, насыщенная нетерпимостью и насилием, царила также в Сараево. «Власти предоставили план и список домов сербов, — писал Йован М. Йованович, — они назначили главарей шаек в каждом районе Сараево, она дала и оружие кому-то топор, кому-то кирку, кому-то кол, кому-то револьвер. Рано утром после Видова дня начали действовать шайки-четы, во главе которых два «четника» несли портрет императора и шли на разбой, выкрикивая: «Долой Сербию! Долой Сербию! Долой короля Петра!» Топоры стучали по воротам во дворы православных сербов, слышались треск и грохот разрушения, а также визги подвергшихся нападению перепуганных людей, женщин и детей…»[130]. Демонстрациям в Сараево предшествовали объявления, в которых содержались призывы расправиться с «мятежными элементами», чтобы горожане «смыли позор», легший на город[131]. Разгром и разграбление сербских магазинов сопровождались выкрикиванием антисербских лозунгов. Сербов называли «мятежными элементами», «бандитами», «убийцами». Клерикальная печать вела речь о «сербском заговоре» и призывала к линчу. «По требованию Собора объявлено чрезвычайное положение и введен полевой суд. Потиорек требовал от венских властей, чтобы закрыли все банковские и просветительские учреждения сербов. Все культурные сербские общества, чтобы ликвидировали церковно-образовательную автономию, чтобы Собор безотлагательно был распущен, чтобы армия все взяла в свои руки»[132].
128
Европейское общественное мнение было насыщено предрассудками и антиславянскими настроениями, которые нашли выражение и в материалах печати по поводу покушения в Сараево. В этом контексте почти вся британская печать непосредственно после известий о покушении ответственность за убийство приписывала сторонникам великой Сербии. Спустя несколько дней информация изменилась, и корреспонденты из Вены, Берлина и Сараево начали указывать на задний план «необоснованных обвинений» против Сербии.
129
О событиях в ходе «июльского кризиса» подробнее см.: L. Albertini,
130
J. М. Jовановић,
131
К. Херман, один ив виднейших представителей военных и клерикальных кругов в Боснии и Герцеговине, а позднее заместитель гражданского комиссара в оккупированной Сербии, призывал к расправе со следующими словами: «Сотнями виселиц невозможно было бы рассчитаться за драгоценные головы убитых». О погромах подробнее см.: В. Ћоровић,
132
J. М. Jовановић,