Поморишской милиции в 1704 году и был назначен капитаном в шанце
Арад. Там же он принял участие в бунте Пере Сегединца.
(Немаловажный для нас факт!) Иван Шевич начал свою карьеру обер-
лейтенантом в поморишской милиции в шанце Чанаду. Там же он
исполнял функции мирового судьи. В феврале 1742 году он был в
составе сербской делегации, прибывшей в Вену после смерти
митрополита Исайи Антоновича. Как и его враг, Хорват, Шевич не
отличался лёгким характером. Кроме этого он в течение долгого
времени находился под следствием в связи с делом об оружии из
Венского арсенала, которое Шевич получил, но не заплатил за него.
(64)
Третий активный сторонник эмиграции в Россию – подполковник
Райко (Родион) Прерадович (Депрерадович) также происходил из
знатной семьи, чьё дворянство восходит к 1723 году. Он был
офицером в Славонском гусарском полку, и его решение эмигрировать
в Россию не имело прямого отношения к событиям на Поморишской и
Потисской границе. Прерадович пользовался значительным авторитетом
в Среме и в Славонии, и его решение эмигрировать стало крайне
неприятным сюрпризом для австрийских властей. (65) К немногочисленной прослойке сербского дворянства относились
другие офицеры, решившие выехать в Россию – Зоричи, Вуичи, Сабовы.
Однако среди эмигрантов были не только сербы. Среди переселенцев
были так же и венгры, и немцы – преимущественно католики. На 1754
53
год в Россию с Военной границы приехало 111 человек не - сербов.
Этот факт убедительно опровергает миф об исключительно
национально-религиозных мотивах эмиграции и подчёркивает, что
главную роль в решении переселиться в Россию играли социальные
причины. Ликвидация Военной границы в районе рек Тиссы и Моришы
была поводом, а ни причиной переселения граничар из Габсбургской
империи. (66)
54
Эмиграция сербов в Россию в 1751 году и русско-
австрийский конфликт (III)
Миграция сербов в Россию в первой половине
18 века
Первые единичные случаи появления южных славян на русской
службе имели место уже в 17 веке. В тот же период устанавливались
и первые контакты между представителями сербской церкви, приезжавшими в Москву за денежной помощью и русскими властями. Эти
контакты были редки, и инициатива исходила исключительно с
сербской стороны. Бедные и далёкие балканские земли в то время не
представляли ни малейшего интереса для Москвы ни в плане политики, ни в плане наличия там святых мест общеправославного значения, ни
в качестве источника культуры и просвещения. В сложной иерархии, согласно которой заезжие православные иерархи с Балкан и Востока
получали дары русского царя, сербские и македонские священники
неизменно занимали последние места. (1) Интересно отметить, что
отдача от скромных пожертвований русских была гораздо более
значительной, чем это предполагали те, кто эту помощь
предоставлял. Сербские священники, возвращавшиеся в свои бедные
горные приходы с книгами и иконами, рассказывали прихожанам о
могущественном и богатом православном царстве на Востоке, о
православном царе, о Третьем Риме. Вряд ли столь сильное
впечатление Москва производила на греков из Константинополя или на
55
образованных выходцев из Украины и Белоруссии. Таким образом, в 17
веке в сознании многих балканских православных формировалось
представление о России как о Новой Святой Земле. Однако первое
появление значительного числа сербов в России было связано с
аспектами весьма далёкими от православия и церкви.
В 1691 году во французской армии появляется первый u гусарский полк, набранный из балканских выходцев: венгров, валахов, сербов и представителей других народов. Европейские армии
в преддверии войны за испанское наследство остро ощущали
недостаток в лёгкой кавалерии необходимой для разведки, конвоирования
обозов,
рассыпных
атак.
Традиционные
тяжеловооруженные западноевропейские кавалерийские части – рейтары
и драгуны не подходили для этой цели. Именно потребность в лёгкой
кавалерии внезапно выдвинула балканских народов на более заметное