В этом преклонении перед могилами предков и осознании неизбежности грядущих войн (и, соответственно, смертей), по мнению Живковича, родилось особое сербское отношение к вооруженным конфликтам. Войны и трагичны, но и желанны, ведь для сербского народа важно ощущать свою жертвенность — которая невозможна без гибели. Или, как сформулировал в одном из своих стихотворений Матия Бечкович:
Если бы не было битв,
Нас было бы больше, но кого было бы больше?
И было бы лучше, но кому?
Конспирология и прошлое
Митинг сторонников Слободана Милошевича в городе Ниш, 1988
Фото: Dusan Vranic / AP
Очарованность смертью и жертвенностью — не единственное, что Живкович отмечает в национальном характере сербов 1990-х.
В 1990 году в Белграде выходит в печать книга «Сербы… Самый древний народ», впервые напечатанная за два года до того в США. В ней говорится о том, что предки сербов (некие выдуманные «cорабы») пришли на Балканы из Индии, попутно оставив свой след в Египте, Персии и на Кавказе. Книга разошлась огромным тиражом и породила огромное количество последователей — от археологов, искавших следы древних «cорабов», и художника Драгоша Калайича, публиковавшего почти фашистские и антисемитские колонки в проправительственной газете «Дуга», до экстравагантного художника Милича из Мачвы, «сербского Дали», устраивавшего театрализованные представления «в духе древней Сербии».
В середине 1990-х в Белграде даже прошел слет «евразийцев», искавших настоящие народные корни,— «Собрание культур духовно родственных восточно-православных народов». Среди гостей были участники из множества стран — от Греции и Грузии до России, Южной Осетии и Украины.
Люди вроде Калайича и Милича распространяли не только легенды о некоем древнем и великом, но забытом прошлом — они обращали свое внимание и на настоящее. В своих колонках Калайич и люди его круга писали о бесконечных теориях заговора, о кознях масонов, Ватикана, Бильдербергского клуба и Трехсторонней комиссии, о капиталистах и наднациональном капитале. Все эти силы, по их мнению, сплелись для того, чтобы при поддержке сербской «пятой колонны» подорвать «духовную вертикаль» сербской и других православных культур.
Если бы эти взгляды остались уделом небольшой маргинальной группы, то, может быть, их влияние на сербское самосознание не оказалось бы судьбоносным. Но в 1990-х подобные теории получили поддержку сверху, от самого Милошевича, что обеспечило распространявшим их людям доступ к СМИ и государственному телевидению, которым они не преминули воспользоваться.
Различные конспирологические теории распространялись в сербском обществе с невероятной скоростью. Одни были уверены в том, что огромная инфляция является результатом заговора сербских политиков-либералов, запустивших печатный станок. Другие, стоя в очередях за гуманитарной помощью из Европы, винили Германию и немцев в своем бедственном положении. Иные искали признаки атаки со стороны масонов, другие были уверены в том, что все происходящее с Сербией координируется Ватиканом.
Ситуация в стране способствовала порождению самых невероятных историй. Живкович вспоминал, как в 1999 году, за несколько недель до бомбардировок Белграда НАТО, он увидел граффити с отсылкой к популярному сериалу «Секретные материалы» на одном из домов в столице Югославии. Оно гласило: «Малдер, вернись — мы верим во все».
Вторая Сербия
Антиправительственная демонстрация в Белграде, 1996
Фото: Antoine GYORI Sygma Getty Images
Впрочем, была и другая Сербия, о которой Живкович тоже постарался рассказать. Мегаломания национализма, сербский турбофолк (музыка, ставшая символом сербских 1990-х, раздражавшая самых радикальных националистов), империалистские идеи, отказ в праве на существование соседним государствам — все эти настроения среди сербов были широко распространены. Но ими не исчерпывалось общественное мнение.
Широкую и разрозненную сербскую оппозицию, стоявшую на проевропейских, продемократических и антиавторитарных позициях, Живкович называет «второй Сербией». Оппозиция эта была предельно расплывчатой и включала в себя удивительно непохожих людей — от диссидентов еще социалистических времен до ультрарадикальных националистов, считавших Милошевича циничным популистом, от социал-демократов до гражданских активистов. Себя самого, впрочем, Живкович выводит и за пределы этого круга противников режима Милошевича: