Падение его на скелеты вызвало зловещий шум костей, заставивший его вздрогнуть. В ту же минуту он услышал голос факиров, шедших вместе с Варуной. Он замер на месте и прислушался, чтобы определить расстояние, отделявшее его от них, и тут же понял, что у него не хватит времени вынести пленника из подземелья.
Кругом было так темно, что падиала приходилось искать ощупью, а это отняло бы и те немногие минуты, которые были в его распоряжении… Оставалось только бежать, если он хотел ускользнуть от мести тхагов. Одним прыжком он зацепился за край отверстия и легко, как акробат, с помощью рук подтянулся наверх. Еще одно усилие, и он вылез бы из колодца, когда в зале мелькнул свет от фонаря факиров… Через секунду должны были появиться и они сами. Тогда Утсара спрыгнул на дно и быстро подполз к одной из стен, где неподвижно притаился, сдерживая дыхание… В ту же минуту факиры были у Колодца молчания.
– Ого! – сказал Варуна, увидя зияющее отверстие, – мы закрыли тогда плиту, я в этом уверен… А птичка улетела! Тем лучше, неважная участь ждала ее.
Затем он крикнул для очистки совести:
– Дислад! Дислад! Ты там?
Ответа, само собой разумеется, не было.
– Ты думаешь, что он действительно убежал? – сказал один из помощников Варуны. – Быть может, он притворяется глухим… ему не так уж и приятно следовать за нами.
– Вот наивное рассуждение, мой бедный Крату, – ответил Варуна, – где ты найдешь такую птицу, которая оставалась бы в клетке, когда дверца открыта?.. Видно, что ты совсем не знаешь Дислад-Хамеда, следопыта.
– Но каким же образом он мог поднять ее снизу, если мы вдвоем еле-еле сдвинули ее с места?
– Нет, ты не напрасно носишь свое имя, Крату! – отвечал весело Варуна.
В Индии именем Крату называют дурачка, которому народ приписывает самые невероятные несуразности. Нечто вроде того, кого у нас называют простофилей, способного пилить сук, на котором он сидит, или прятаться от дождя в пруду.
Взрыв хохота встретил слова Варуны, и в зал вошло еще несколько факиров, пришедших посмотреть, как будут тащить падиала из колодца.
– Да, Крату, – продолжал Варуна, – неужели ты не понимаешь, что раз он не мог сам поднять плиты изнутри, то, следовательно, кто-то другой оказал ему эту услугу. Если же этот «кто-то», о умнейший Крату, приходил сюда не для того, чтобы забавляться поднятием тяжелых камней, то, значит, он пришел с намерением спасти Дислад-Хамеда… Дело ясное!
Все время этого разговора Утсара, не проронивший ни звука, дрожал от мысли, что упрямство Крату заставит Варуну осмотреть колодец, а в этом случае его неминуемо нашли бы и отвели к «древнейшему из Трех» вместе с падиалом, который, по его мнению, находился без сознания где-то рядом.
Но выводы Варуны были так логичны, что Крату перестал протестовать против очевидного, а главное, против единодушного мнения своих товарищей.
– Бесполезно тратить здесь время, – продолжал Варуна, – помогите мне положить плиты на место и пойдем сообщим о случившемся.
Не успел еще Утсара подумать, что из этого выйдет, как обе плиты были уже положены на место, одна на другую, и шаги факиров, звонко звучавшие по камню, мало-помалу стихли в отдалении. И тишина, царившая обычно над этим уединенным местом, водворилась вновь.
Утсара вскочил на ноги и принялся кричать как безумный… Напрасно! Голос его был не слышен снаружи. Все крики поглощались стенами подземелья, построенного именно с этой целью и названного поэтому Колодцем молчания.
Факир понял, что погиб… Ни у кого не хватило бы сил поднять изнутри обе гранитные плиты, закрывавшие отверстие подземелья. Будь еще положена одна только нижняя, Утсара мог бы взобраться на плечи падиала и с помощью своей геркулесовой силы поднял бы ее плечом. Но. давление верхней, большей по величине, обрекало всякую попытку на провал…
Вот почему пленник без колебаний позвал на помощь, предпочитая плен ужасной смерти от голода, ждавшей его в Колодце молчания.
Крики его постепенно превратились в сплошной рев, в котором не осталось уже ничего человеческого. Но, странное дело, несчастному казалось, что кричит не он. Из-за особого устройства этого мрачного подземелья звуковые волны, отражаясь от стен полукруглого свода, возвращались обратно к центру, где находился Утсара, и оглушали его, точно звуки труб, раздающиеся прямо над ухом.
Факир подумал сначала, что падиал пришел в себя и кричит вместе с ним. Но когда, выбившись из сил, он замолчал, то понял, что зовет на помощь он один, зовет на помощь, которая никогда не придет. Сколько криков уже поглотили эти мрачные стены!
Понятно, что в первую минуту Утсара поддался страху, но скоро его закаленный характер взял верх. К нему вернулось обычное хладнокровие, не покидавшее его ни при каких обстоятельствах.
– Невозможно, чтобы падиала не было здесь, – сказал он себе, – ведь вторая плита была на месте и закрывала отверстие. Надо только найти его и привести в чувство… А там увидим.
Предвидя возможность борьбы с кем-нибудь, Утсара, как помнят читатели, снял с себя одежду. Теперь он пожалел об этом. Страстный курильщик, как все индийцы, он мог бы зажечь огонь… Но единственное средство, которое ему теперь оставалось, – это, придерживаясь стены, начать обход своей тюрьмы… Под ногами его трещали кости скелетов, катились со всех сторон черепа и, заставляя его спотыкаться, напоминали ему каждую минуту, что ни один попавший сюда не вышел живым.
Душивший его тошнотворный запах усиливал отвращение, которое он, как и все индийцы, испытывал к останкам мертвых… Напрасно, однако, факир исследовал подземелье – он не нашел ничего! Он начал тот же осмотр второй раз, затем третий, но по-прежнему безрезультатно.
– А между тем, – говорил он, сдерживая овладевшее им раздражение, – он не мог убежать. Ему не под силу было открыть отверстие. Но даже, если бы падиал открыл его, он не смог бы выйти из коридора, ведущего в зал, где находится эта ужасная тюрьма. Попасть сюда можно только через потайные ходы, которые падиал не должен был и ни в коем случае не мог знать.
Суеверный, как и все его соотечественники, Утсара готов был уже допустить чудесное вмешательство какого-нибудь духа, покровителя семьи Хамедов, когда ему пришла в голову мысль, что ночной сторож Биджапура ухитрился, вероятно, зажечь огонь, нашел одно из боковых помещений, не замеченных им при обследовании Колодца молчания.
Он снова принялся за поиски и, вспомнив вдруг, что в одном месте у стены уровень костей понижался, поспешил туда. Он протянул руку, ощупывая стену и отстраняя кости, которые при малейшем прикосновении скользили вниз.
Наконец он нащупал верхний край отверстия, настолько большого, как ему показалось, что человек мог свободно пролезть через него. Он разобрал препятствие, состоящее из скелетов, которые в этом месте лежали более плотно, чем где-либо.
Наверное, падиал нарочно стащил сюда эти кости, чтобы скрыть вход в найденное им убежище. Наконец он совершенно очистил проход. Но радость, овладевшая им, быстро погасла. Хотя отверстие прохода было свободно, но в нем, по-видимому, никогда не было закрывающей его решетки. Он убедился в этом, осмотрев вход. Приходилось сделать вывод, что подземелье предназначалось для осужденных на голодную смерть и проход должен кончаться тупиком, не имеющим связи с другими помещениями дворца, чтобы исключить возможность побега.
И тем не менее это оставляло проблеск надежды. Зная все секреты запоров, применяемых здесь, факир еще надеялся, что выберется на свободу.
Закончив очистку входа, он осторожно, придерживаясь за стену, выставил вперед ногу, потому что отверстия в таких подземельях часто бывали лишь ловушками, и осужденные падали в пропасть.
Отчаяние охватило его, когда вытянутая вперед нога попала в пустое пространство… Все сомнения исчезли! Перед ним была ловушка, и ему стало понятно молчание несчастного Дислад-Хамеда, который свалился, вероятно, на дно пропасти…