— Вот почему я и подчеркивал, что самое главное — понять, зачем, почему или за что Джона и Блит отравили, — заметил Эллери. — То есть, когда мы проясним мотивацию преступления, это дело будет раскрыто.
Глава 9
ДЕВЯТКА ТРЕФ
В среду, 20-го, только двое были совершенно спокойны во всем городе Лос-Анджелесе с окрестностями, — это Джон Ройл и Блит Стюарт. Три дня форменного сумасшествия. Репортеры, фотографы, артисты, стареющие дамы из журналов о кино, полиция штата и люди инспектора Глюка из отдела по расследованию убийств, продюсеры, режиссеры, работники похоронных бюро, городская администрация, поклонники великой пары — все шумели, двигались, ахали, суетились, превращая в настоящий ад эти дни для Тая и Бонни.
— Неужели они его и мертвого не могут оставить в покое! — глядя на обезумевшую толпу, возмущенно воскликнул Тай.
Он был небрит, глаза воспалены.
— Тай, ваш отец при жизни был известным человеком, — уговаривал его Эллери. — Трудно ожидать, что люди забудут о нем в момент смерти.
— Тем более такой смерти!
— Это не имеет значения.
— Слетелись, как стервятники!
— Убийство всегда выносит на поверхность худшее В людях. Подумайте, каково сейчас бедной Бонни у себя в Глендейле.
— Да. Догадываюсь... женщинам в такой ситуации, конечно, тяжелей, — поморщился Тай. — Знаете, Квин, я должен с ней поговорить. Это ужасно важно.
— Но сейчас вам встретиться вдали от посторонних глаз будет очень трудно, — стараясь не выдать своего удивления, сказал Эллери.
— Устрою как-нибудь.
Они встретились в неприметном маленьком кафе на Мелроуз-стрит, в три часа ночи, чудесным образом ускользнув от любопытных. На Тае были синие очки, а Бонни надела плотную вуалетку, из-под которой виднелись лишь бледные губы и подбородок.
Эллери с Батчером встали на страже возле их кабинки.
— Бонни, прости, что вытащил тебя в такой час. — Тай заговорил быстро и отрывисто. — Но нам надо кое-что обсудить.
— Я тебя слушаю, — ответила Бонни.
Ее загробный голос поразил Тая.
— Бонни, ты больна.
— Со мной все в порядке. — Опять этот плоский, лишенный жизни голос.
— Квин или Батч — хоть бы кто меня предупредил, что ты...
— Нет, я нормально себя чувствую. Просто все в мыслях о... о среде. — Губы у нее задрожали.
— Бонни... — Тай поиграл стаканом с бренди. — Я ведь никогда не просил тебя об одолжении?
— Ты?
— Ты, наверное, сочтешь меня сентиментальным дураком после этих слов, но...
— Это ты-то сентиментальный? — На сей раз Бонни скривила губы.
— То, чего я хочу от тебя... — Тай поставил стакан на столик, — это не для меня. И даже не для моего отца — не только для него. Это столько же и для твоей матери.
Бонни убрала руки со столика.
— Давай по делу. Прошу.
— Надо им устроить двойные похороны, — пробормотал Тай.
Молчание.
— Я же сказал, это не ради отца. Это им обоим нужно. Я думал об этом и так и эдак... Бонни, они любили друг друга. Раньше я и не знал. Мне казалось, что там что-то другое. Но теперь... Они умерли вместе. Ты что, не понимаешь?
Молчание.
— Они столько лет жили порознь. И уйти из жизни как раз в тот день... Я понимаю, что веду себя как идиот. Но я не могу избавиться от чувства, что мой отец — и твоя мать тоже, да! — они хотели бы, чтобы их похоронили вместе.
Бонни молчала так долго, что Тай подумал, уж не случилось ли с ней чего. Он уж хотел встряхнуть ее, но она все-таки зашевелилась: подняла руки и откинула назад вуалетку. Она смотрела и смотрела на него из глубины больших, обведенных темной тенью глаз, просто смотрела — не говоря ни слова и не меняя выражения лица. Потом поднялась и спокойно сказала:
— Хорошо, Тай.
— Спасибо!
— Это я ради мамы.
И все. После этого они разъехались по домам: Тай на машине Эллери в Беверли-Хиллз, а Бонни в лимузине Жака Батчера — к себе в Глендейл.
Затем коронер разрешил забрать тела; Джона Ройла и Блит Стюарт набальзамировали, уложили в шикарные гробы красного дерева с бронзой и золотыми ручками по восемнадцать карат, декорированные внутри японским шелком ручного ткачества по цене пятьдесят долларов за ярд и пухом черных лебедей, и выставили на всеобщее обозрение в великолепном траурном зале на бульваре Сансет.
Режиссировал спектакль, из двух процентов комиссионных, Сэм Викс — он убедил Батчера уговорить Тая испросить одобрения Бонни на все его затеи; они сделали, как он хотел, и Бонни согласилась. И вот теперь в толчее четыре женщины получили травмы, причем одна — довольно серьезную, и шестнадцать потеряли сознание. Для поддержания порядка вызвали отряд конной полиции. Один бедно одетый мужчина, явно коммунист, попытался укусить полицейского за ногу, когда тот едва не наехал на него, за что получил удар дубинкой по голове и был доставлен в участок.
Избранное общество, получившее доступ в зал, блистало роскошными траурными нарядами. По такому случаю модным салонам пришлось нанять уйму портних, чтобы поспеть вовремя. Дамы, естественно, обратили внимание, как чудесно выглядит Блит Стюарт. То тут, то там шелестело восхищенное:
— Даже в смерти наша дорогая Блит прекрасна. Ну просто уснула! Не будь она под стеклом, так и кажется, что вот-вот она шевельнется...
— Да, тот, кто ее бальзамировал, сотворил настоящее чудо.
— И подумать только, ведь у нее внутри ничего нет! Я прочитала, что ей сделали аутопсию, а вы понимаете, что это такое.
— О каких жутких вещах вы говорите! Ну откуда мне знать, что такое аутопсия?
— А разве ваш первый муж не...
— Какую бездну вкуса проявила Бонни, одевая мать! Вечернее платье из белого атласа, плотно прилегающий лиф...
— Дорогая моя, у нее прекрасная грудь. Однажды она мне сказала, что никогда не носила бюстгальтера. Могу с уверенностью сказать, что если бы и носила, то лифчик с жесткими чашечками ей был бы ни к чему!
— А эти защипы и складочки на лифе! Вот если бы она встала, то видно было бы, какой они производят неотразимый эффект.
— И бриллиантовые застежки на плечах... Вы думаете, настоящие?
— Во всяком случае, смотрятся как натуральные. А бедный Джо какой красавец! С этой своей неподражаемой, немного циничной улыбкой.... .
— Не понимаю, зачем положили ему в гроб золотую статуэтку? Помните, Джека наградили в тридцать третьем году?
— Н-ну, наверное, чтобы похвастаться. А может, хотели сделать приятное Киноакадемии. Вон — комитет явился в полном составе.
— Да, Джон Ройл был чертовски хорош. Мой второй муж с ним однажды подрался.
— Дорогая моя, тебе не кажется, что на этих похоронах какая-то напряженная атмосфера? Полно полицейских...
— Неудивительно. Его же убили.
— Знаешь, милая, я могла бы тебе такое рассказать о Джоне Ройле! Правда, о покойниках плохо не говорят, но для Блит это, может быть, лучший выход: с ним она была бы несчастна. Ведь Джон волочился за каждой юбкой.
— О, а я и забыла, что ты была с ним близко знакома. Не так ли?
В это время в Глендейле, в большом обезумевшем доме, Бонни стояла без слез, холодная, безучастная и почти такая же безжизненная, как ее мать. Она ненавидела помпезные голливудские похороны и часто говорила раньше, что ей отвратительно публичное выражение горя. И теперь она стояла молча, позволяя заплаканной Клотильде одевать себя в траурный наряд.
А на Беверли-Хиллз Тай, сделав очередной глоток бренди, ругал Лаудербека, просившего его побриться и вместо светлых брюк и клубного пиджака надеть строгий черный костюм. Наконец, слуге, врачу и призванным на помощь друзьям удалось усадить его в кресло, Побрить электрической бритвой, отнять графин и заставить принять таблетку люминала.