— Вот не знал!— воскликнул Туров и неестественно засмеялся.
Все же знавшие самолюбивого и мстительного Турова поняли, что одной этой фразой Лехт приобрел ловкого и хитрого врага. Но Лехт был в том состоянии запальчивости, которое не одобряли его друзья и которое отталкивало многих искренних его сторонников.
— Всем известно, — продолжал в том же тоне Лехт, — что силикатобетон — любимое детище, а силикальцит — только Золушка. И все-таки, несмотря на все это, принц избрал Золушку. Почему? Под принцем я разумею практику, опыт, жизнь. Вот уже более пятнадцати лет к нам, в Таллин, приезжают инженеры из самых разных мест — от Ленинграда, где был создан первый силикальцитный завод, до бухты Находка на Дальнем Востоке, от Белой Церкви на Украине до Средней Азии, где в Голодной степи сооружаются силикальцитные дома. Приезжают они к нам, требуют чертежи дезинтегратора, схему технологии, консультантов. Платят за проект, за копировку чертежей, иногда привозят копировщиков с собой, требуют, торопят, если что-то у них не ладится — звонят по телефону мне или Лейгеру Ванасу, днем, ночью в любое время вызывают к себе, и если мы отказываемся, жалуются на нас, обвиняют меня в том, что я срываю выпуск нового бесцементного камня — силикальцита. Вот как решительно действует современный принц.
— Это все анархия, — крикнул Туров, почувствовавший, что логика и непоколебимость, даже запальчивость Лехта действуют на многих сидящих в зале с какой-то магической силой.
— Вы называете это анархией, а я — инициативой, — ответил Лехт. — Да и можно ли их в чем-нибудь винить? Строить надо — люди ждут квартир. А стеновых блоков, конструкций не хватает. Ведь не всюду можно применять железобетон. И вот, перед ними два камня — силикатобетон и силикальцит. Люди думают, подсчитывают, проверяют, судят-рядят — и выбирают силикальцит. Почему? Чем он их прельщает? По-видимому, у силикальцита есть какие-то могущественные силы, даже более влиятельные, чем те, которыми располагают доктора наук Долгин и Королев. Это — силы экономические.
— Но мы делаем дешевые конструкции и с помощью шаровой мельницы, — впервые вмешался в спор Долгин.
— Меня это только радует, Алексей Иванович, — ответил Лехт, — но нужны не только дешевые, но и прочные, добротные конструкции.
— Прочные, прочные, — махнул рукой Долгин, — и ваш силикальцит не такой уж прочный, как вы изображаете.
— Я ничего не изображаю, а только рассказываю о нашем опыте. Все дело в том, что в дезинтеграторе каждая песчинка получает не менее пяти мощных ударов с ураганной скоростью примерно ста метров в секунду. Вот в результате этих ударов возникают механо-химические реакции, над которыми теперь трудятся крупнейшие ученые мира. После такой обработки смесь быстро формуется и схватывается. В этом одна из тайн прочности. Именно о такого рода процессах мечтали русские ученые, а вы хотите вернуть нас к шаровой мельнице; она-то не дает такого эффекта.
Я покидаю эту трибуну с надеждой, что вы не будете нам мешать, Алексей Иванович. Я не прошу, чтобы вы нам помогали, — это было бы с моей стороны чудовищной самонадеянностью.
И не торопясь Лехт собрал бумаги, подхватил свой тяжелый портфель и пошел не в президиум, а в зал.
Туров быстро взглянул на Долгина, потом — на Королева и после этого короткого молчаливого совета объявил на два часа перерыв.
— После обеда будем продолжать с новыми силами, — попытался он пошутить.
Но его уже никто не слушал — все устремились к выходу.
В холле Лехт подошел к ожидавшим его Ванасу, Краусу и Тоому.
— Где будем обедать? — спросил Лехт.
— Лучше всего в «Центральной», — предложил Тоом.
— Идите заказывайте, — попросил Лехт, — а я забегу на телеграф — переговорю с Таллином.
Лехт свернул с Советской площади на улицу Горького, остановился, чтобы переждать поток машин и перейти на другую сторону. В этот момент его тихо окликнули.
— Простите, Иоханнес Александрович, — услышал он женский голос, — можно вас задержать на минуту?
Лехт повернулся и увидел рядом с собой миловидную женщину в коричневой дубленке. Женщина прятала лицо в воротник, хоть день был солнечный, мягкий. Молодые люди, проходившие мимо них, повернулись, с улыбкой взглянули на женщину в дубленке, высоких сапогах.