- Я не хотел тебя обидеть, извини, я случайно квакнул, - поспешно стал оправдываться я, боясь, как бы она и вправду шум не подняла, а мне это было совсем ни к чему.
Про себя я уже твердо решил как можно скорее смываться отсюда, из этого непонятного трактира с его безумными обитателями, вообразившими себя чёрт знает кем! Бежать, и чем скорее и дальше, тем лучше. Вот только как это они мне жабу подсунули? Да ещё и говорящую. Все они здесь в сговоре...
- Ну? Что стоишь, как истукан? Давай, успокаивай свою Царевну Лягушку, - раскрыла рот до ушей Жаба. - Тогда, может, снизойду, не стану на тебя жалиться.
- Как же и чем мне тебя успокаивать? - покорно вздохнул я, уговаривая сам себя немножко потерпеть её дурацкие капризы.
- Квак, квак, - выкатила она глазищи. - Долг сполняй, вот квак. Это меня может немного успокоить. В некоторой степени.
- А больше тебя, Царевна Лягушка, ничего успокоить не может? упавшим голосом выразил я слабую надежду.
- Может, хотя и не полностью, - покривилась жаба. - Так и быть. Чеши мне пятки, пока я не усну.
Я посмотрел на её скользкие перепончатые лапы и внутренне содрогнулся, но всё же, трезво поразмыслив, пришёл к печальному выводу, что это не самый худший вариант, и приступил к чесанию.
Только я дотронулся кончиками пальцев до её пяток, как Лягушка с громким возмущенным кваканьем подпрыгнула до самого потолка.
- Ты квак это пятки чешешь?! Это тебе что, спина, что ли?! возмутилась она. - Кто же твак пятки чешет?!
- А как надо-то?! - рассердился я.
Царевна пошарила по подушке, вытащила из неё перышко, провела им по щеке, проверяя, не колется ли, и только после этого протянула мне.
- На вот, щекоти, а я спать буду.
Я вздохнул и приступил. Лягушка прямо балдела от чесания. Она хрюкала, как поросёнок, даже пузыри от удовольствия пускала, но не спала.
- Слушай, - с некоторой надеждой вспомнил я вдруг сказку. - А ты шкуру сбрасывать можешь?
- Я тебе что, скорняк, что ли, шкуру с себя сдирать? - обиделась Царевна. - Тебе-то, кванечно, не жалко, не твоя шкура. Так что не надейся, знаю, о чём думаешь. А по мне, так я и в шкуре достаточно хороша. Или ты со мной не согласен, муженёк, что я и без того хороша? Так что давай, чеши да помалкивай. А я на себя полюбуюсь...
Она заложила ногу на ногу, мечтательно потянулась и с любовью стала смотреть на большой никелированный шар, украшавший спинку кровати, отражаясь в нем как в кривом зеркале, что, впрочем, её уже нисколько не могло испортить.
Я покорно уселся на кровать и пёрышком старательно щекотал ей пятки, с нетерпением ожидая, когда же она, наконец, уснёт. Царевна от удовольствия подгибала длинные перепончатые пальцы, блаженно жмурилась и даже, как мне изредка казалось, довольно похрюкивала от удовольствия.
Но всё же она уснула.
Я с отвращением отбросил перо и на цыпочках вышел из комнатки, осторожно прикрыв за собой двери, оставив мою Царевну почивать в одиночестве.
В зале трактира всё так же сидели, уперевшись лбами друг в друга, Вепрь и Медведь, возле ларя поскучневший, побелевший от муки Буян лежал на пузе перед чистой холстиной, на которой сортировал вручную гречку и пшено, перемежая эту работу тяжелыми вздохами, которыми опять перемешивал вместе разобранную уже крупу.
Возле стойки на том же месте, что и вчера, сидел Обжора, всё так же не снимавший шапку, и ел большой деревянной ложкой из глиняного горшка пшённую кашу. Всё так же, прислонившись плечом к стене, сидел, уткнув в стойку острый нос, Ярыжка, перед которым так и стояла перевёрнутая вверх донцем крохотная кружка.
Не было видно только Макаровны и седого старика Лукомора с серой голубкой на плече и самого хозяина.
Я подошел к стойке, и спросил у Обжоры:
- Где Черномор?
- Отошел куда-то, в погребец, наверное, - отозвался тот, не прекращая наворачивать кашу. - А ты чой-то такой скучный?
- Да я вот, женился нечаянно, - густо покраснев, признался я.
- Эва! - отложил ложку Обжора. - Я вчера ушёл, ты еще холостой был. Когда ж ты успел?
- Наш пострел везде поспел, - хохотнул, оживившись, Буян, которому рядом с чужой бедой свои неприятности казались не столь огорчительными.
- Это на ком же ты обженился так скоро? - поинтересовался Обжора.
- Да вот из луков вчера стреляли, - честно признался я. - Ну и...
- Ну, если из луков стреляли, тогда ясно дело, - кивнул Обжора. - Из луков, это мы понимаем. А что ж не весел?
- Зря я всё же вчера чай вприсядку пил, - вздохнул я с запоздалым сожалением. - И мухоморы зря кушал.
- Ну, ты вспомнил про шапку, когда голову потерял! Брось! Не тужи! Эта беда - еще не горе, - как мог, успокоил меня Обжора. - Хочешь вот каши?
Обжора щедро пододвинул мне горшок с ароматно дымящейся кашей, и протянул, предварительно тщательно облизав, деревянную ложку.
- На вот, поешь, успокойся.
- Хорошо тебе говорить, - вздохнул я. - Тебя бы вот так же угораздило, как меня вчера со стрелой, ты бы...
Закончить мне не дали, мои слова утонули в громовом общем хохоте.
Я вспыхнул от обиды, сел за стол в углу, и отвернулся носом к стене.
- Эй, приятель! - окликнул меня Яшка. - Ты чего нос повесил? Не горюй. Я вот знаешь о какой невесте мечтаю? Знаешь, какую мне хотелось бы ненаглядную найти?
Не дожидаясь моего ответа, скоморох притопнул ногой по полу, выбил ладошками барабанную дробь по пузу и пропел:
Я в дали неоглядные
пойду за ненаглядною,
найду я ненаглядную,
как дали неоглядную!
- Эх, ма! Где мои шашнацать лет?! - выкрикнул скоморох, подхватил со стойки миску, перевернул вверх дном, вытряхнув остатки каши, и пошёл приплясывать, выбивая по дну миски дробь ложкой, припевая дурашливым голосом:
Всё встанет на место
замешано тесто.
Из этого теста
мы слепим невесту.
Головки - чуть-чуть,
меньше птичьего корма,
а всё остальное
на формы! На формы!
С такою невестой
всё встанет на место,
поскольку всё место
украла невеста.
Обнять и заплакать,
за счастие это.
Обнять бы за это...
за самоё.
Да здравствует тесто!
Всё встало на место:
всего столько много
моё все!
моё!
Глава пятая
Как Буян на импортной Царевне женился
- Ну как, смешно? - спросил он, останавливаясь возле меня. - Если не смешно, я тебе ещё скоморошину спою...
- Да отойди ты, не мельтеши, - отодвинул его в сторону Обжора, присаживаясь рядом со мной. - Не видишь, человек огорчается?
Обжора посопел, помолчал, потом легонько толкнул меня в плечо:
- Ты что, огорчился? Зря ты это. Ты не думай, не обижайся, мы не над тобой смеёмся. Смотри-ка вот.
Обжора снял с головы неизменную шапку, с которой не расставался, и я увидел, что в спутанных волосах его, как в уютном гнезде, возлежит большая изумрудная лягушка, которая тут же открыла один глаз и квакнула, помахав всем лапкой:
- Квак дела? Квак здоровье?
- Как молоко коровье! Спи давай, Царевна, - буркнул не очень вежливо Обжора и накрыл поспешно голову шапкой. - Во, видал, а ты забижаешься. Ты что же, думал, что ты один тут из лука стреляешь? На болоте почитай все на Царевнах женаты. Все с луками ходят. Тут от этого никуда не денешься.
- Да как же это так? - я недоверчиво посмотрел на братьев, которые сокрушённо покивали в знак согласия головами.
И тут же раздался жуткий грохот на улице, я вздрогнул, а в трактир ввалились две коробки из-под обуви фирмы "Адидас", почему-то с треском съехали по ступеням, раскрылись, и оттуда выскочили две огромные лягушки, очень похожие друг на дружку, и заквакали хором, раздувая пузыри на шее:
- Вы что сидите тут, бездельники?! Мы что в этих коробчонках должны за вами ездить?! Вы заботу о нас проявляете? Вы комаров, мух наловили нам на прокорм?!
- Счас все сделаем, Царевны вы наши! - хором отозвались братья, вздохнув, послушно вставая из-за стола и направляясь к дверям.
Они осторожно взяли своих лягушек в коробках, и пошли, кивнув на прощание мрачно головами.