— Привет, Можно присоединится к тебе? — спросил он, улыбаясь Толе.
— Да, садись, — сказал Толя, и посмотрел на мальчика.
— Как звать тебя? — спросил он у него
— Миша, а тебя?
— Толя.
— Приятно познакомиться, Толечка, — Миша улыбнулся, протянув ему руку для рукопожатия.
— Взаимно, — Анатолий Востряков немного растерялся от того, что его назвали Ласкова и пожал ему руку.
И после этого инцидента они всегда были двоём.
В одну ночь Славе выпал шанс забрать у Анатолия блокнот. Он увидел рисунок, в котором два мальчика целуются. Он вырвал его и повесил на доске, где было написано прием питания. Утром Толя обнаружил, что в блокноте не хватает рисунка. Он вскочил и направился к доске, у которой уже все столпились. Когда его все заметили, то на него смотрели, как на человека, который выглядил себя как гей, по телу прошол холод, так что бросила в дрожь. Он глазами искал Мишу, чтобы увидеть его вырожение лица на это художество. И когда зашел блондин, он смотрел на Вострякова с улыбкой на лице. Он подошел к доске, снял рисунок, отдал ему и обнял его. У Вострякова навернулись слёзы. Он думал, что лучший друг отвернется и будет унижать, как это делали другие. С того момента они для друг друга стали братьями. Если кого-то из них обижали, то защищались. Каждый пытался с ним сдружиться, но кто-то либо осуждал из-за его увлечений или начинали с ним дружить, но шептались у него за спиной. Тогда он решил, что сближаться с людьми не стоит, они все высокомерные и не собирался с кем-то дружить, а лучше быть одному.
09:00
Толя подьехал к рестарану и увидел ужасную картину. Около барной стойки стояла Эшли, у которой шла кровь из носа, а Аврора стояла перед ней и разговаривала с женщиной, одетая в красною кофту на поверхности которой, был накинут чёрнокожий пиджак. Услышав шлепок, Востряков поднял взгляд и увидел у Волковой красный след на щеке. Тот подошел к молодой женщине и сказал:
— Мэм, по какой причине вы ударили её?!
— А вам какое дело, молодой человек!? ответила женщина и подняла взгляд на брюнета.
— Они мои коллеге по работе и я не могу смотреть, как с ними обращаются, особенно на виду у всех, — высказав свои мысли, парень немного приблизился к ней. Если я не ошибаюсь, то вы мама Эшли. — сказал он. Тогда по какой причине вы бьёте свою дочь?
— Ах…Ты! — замахнулась она. Но Анатолий взял ее за руку.
— Лучше не советую поднимать руку на меня, а то хуже будет вам. Даже не посмотрю, что вы ее мама, и сами не портите себе репутацию, — сказал Антолий ей на ухо. На этом всё, Свободны. Хорошего вам дня.
Прикусив губу, мама Эшли развернулась и ушла прочь из заведения. А Анатолий повернулся к девочкам, взял их за руку, повёл в раздевалку, где находилась аптечка. Достав лёд, он положил его в тряпочку и поднёс к щеке Авроры. И она держала уже потом сама. Толя схватил перекись водорода и смочил ей вату, дал Авроре, чтобы вставила их в нос. Встав, Востряков хотел уже направится к выходу, но девочки встали и сказали:
— Стой!
— М? — остановился он, взглянув на них краем глаза.
— Спасибо, что заступился за нас перед моей мамой, — опустив голову вниз, произнесла Меркулова. А — смутилась она, смотря ему в глаза.
— Он улыбнулся и поцеловал Аврору в висок. И ушел из раздевалки.
«Я не кому не позволю притронутся к ним!»
День проходил обычно, но с ноткой веселья: кто-то развлекался с клиентами, некоторые с барменом, даже с поварами. И так день приблизился к концу смены. Директор спустился вниз по лестнице и все очень удивились, что он не стал говорить, какое-либо объявление. Он пошел в гримерную, и переодевшись в свою одежду, направился на улицу. Анатолий достал сигарету, закурив ее, поднял голову в звёздное небо. Докурив сигарету, он заметил перед собой Рыжика, подходящего к нему. Покашливая от запаха табака, Востряков усмехнулся, потушив окурок об плитку и направился к своему байку. Из ресторана вышел директор, встречая его с улыбкой на лице. Прикусив губу, Толя сел на мотоцикл и завел байк и выезжая на дорогу, поехал от них подальше.
«Только. с новенькими. Он такой добрый, а на меня смотрит, как на отродье какое-то. Ну, в принципе. По его мнению, я гнилой внутри и во мне нет ничего человеческого, потому что я — человек из детдома. Тут всё отчевидно»