Кончая, я рыдаю ему в плечо. Он ругается со сдавленным стоном, и я чувствую, как он тоже кончает, высвобождая свое сердце и душу в самую глубокую, темную часть меня.
— Я чертовски люблю тебя, Ив Миллер, — яростно заявляет он, лишая меня последних сил дышать. — Ты это слышишь? Воткни нож так глубоко, как захочешь вместе со мной. Я приму все, что ты можешь дать, и даже больше.
— Я тоже люблю тебя, Данте Сантьяго. Так сильно. Слишком сильно.
— Те вещи, что я натворил…
— Расскажи мне самое худшее, и я прощу тебя.
— Я стольких убил, — хрипло говорит он. — Я не заслуживаю счастья. Я не заслуживаю тебя.
— Я прощаю тебя, — тихо отзываюсь.
— Мать Изабеллы…
— Я прощаю тебя, — мои слова едва слышны, но правда достаточно громка, чтобы ее услышать. Он поднимает голову, и на выражение его лица больно смотреть. Данте наконец-то раскрывает мне свои внутренние терзания.
— Я прощаю тебя, — говорю я более решительно. — Прошлое ушло. Искупление — это наше будущее сейчас.
— Я проведу остаток наших дней, чтя эти слова.
— Знаю, ты это сделаешь.
Данте в последний раз целует меня, а затем опускает меня обратно на пол. Моя дикая эйфория рассеивается, оставляя тело избитым и в синяках. Все болит, когда я приваливаюсь к стене. Тем временем Данте отошел в сторону и роется в вещах русского, сложенных в изножье кровати. Когда мое зрение проясняется, я замечаю, что на нем смокинг. Я никогда раньше не видела его в таком наряде. Он выглядит потрясающе, несмотря на пятна крови и разорванный лацкан. Мой дьявол — величайшее искушение в любой одежде.
Он поднимает глаза и ловит мой пристальный взгляд.
— Прячется у всех на виду.
— Как тебе удалось пробраться сюда?
— Высокомерие, — говорит он, слегка ухмыляясь. — То же самое чувство, которое делает тебя такой влажной для меня.
— Все в тебе делает меня влажной, Данте.
Его ухмылка становится шире.
— Никто здесь не знает, кто я такой, кроме Севастьяна, и я с ним еще не встречался.
Я наблюдаю, как он достает из сумки маленький черный предмет.
— Этот кусок дерьма, — говорит он, свирепо глядя на труп, — был еще одним посредником Иванова здесь, в Америке. Ты сорвала джекпот, mi alma, — мрачно добавляет он. — Этот жесткий диск — хорошая находка.
— Значит, сегодняшний вечер — не полный крах?
— Это потеря твоего гребаного здравомыслия — приходить сюда в таком виде, — рычит он, его доминирование вновь заявляет о себе, когда он достает свой мобильный телефон и быстро набирает сообщение.
— Возможно, я не запечатлела всех, кто был внизу, но у меня на сетчатке выжжены имена всех мужчин, которых узнала.
Некоторые вещи никогда не останутся незамеченными.
— Мы поговорим об этом позже, — говорит Данте и подходит прямо ко мне и быстро заключает в объятия. — После сегодняшнего вечера нам предстоит разобраться с целой кучей дерьма… — он отступает назад и снова достает свой пистолет. — Во-первых, нам нужно убираться отсюда к чертям собачим.
Глава 29
Ив
В ванной я смыла с себя столько крови, сколько смогла, но мои руки все еще покрыты бледно-розовыми пятнами, когда я вытираю их насухо. В зеркале над раковиной меня встречает ужас. Моя губа разбита, левый глаз опух, а на правой скуле темнеет синяк.
— Мы выбираемся резко. И быстро выходим, — говорит Данте, обнимая меня, его пах плавно сливается с изгибом моей задницы, пока мы смотрим друг другу в глаза.
Двое убийц.
Два человека в безнадежной, беспомощной любви вопреки всему.
— Мы действуем так, как изначально планировалось с Джозепом. Лодка все еще ждет нас. На борту пять моих людей, которые смогут обеспечить прикрытие, если что-то пойдет не так. Не высовывайся, пока мы идем по садам. Ты будешь не единственной избитой женщиной на этой вилле, но я не хочу, чтобы мы привлекали к себе ненужное внимание.
Я вижу его стойкое выражение лица. Замечаю свирепый блеск в его глазах. Это не тот план, который ему нужен. Он жаждет убить здесь каждого мужчину, но идет на компромисс со своими инстинктами, чтобы вытащить меня целой и невредимой. Также настаивает, чтобы я надела куртку покойника, чтобы скрыть прорези на платье. Я не могу сдержать дрожь при мысли об этом ужасном запахе рядом с моей кожей.
Думаю о разговоре, который, должно быть, состоялся у него с Петровым, когда он узнал об операции. Он заставит Петрова страдать за то, что он подверг меня такому риску. Он будет настаивать на компенсации за каждую полученную мной пощечину. Петров не хочет видеть Данте своим врагом, но дело уже сделано.