– Дядюшка, на долю секунды я почти... почти захотела сказать. Я так корю себя за это, я ведь думала... думала, что я никогда...
– Чш-ш-ш... Белочка, хвостик пушистый, как можно?.. Ну-ну, ты такая молодец, так нашла выход, так все подгадала. Мы все тебе обязаны. Малой, Тесак, Палка живы лишь благодаря тебе. Их бы убили там же и свалили бы потом в ту яму.
И вот она снова была той Белкой, что и раньше. Теперь надо было только поговорить с Пламенем. Потому что то, что о нём говорили, было слишком. Он не просыхал от выпивки и вражьей крови. Он воспринял произошедшее гораздо острее, чем остальные. И он мстил. Самым поганым было то, что она могла только ждать его возращения. Белка не могла покинуть город, ей разрешали выходить и прогуливаться, но только недалеко и с сопровождением из Вестницы и Зули, что всё не переставала плакать. А плакала она всегда, стоило ей только встретиться с Белкой взглядом. Кажется, её глаза навеки стали опухшими и красными. И Белка назвала её Плакальщицей, ведь хотела девка кличку? Пусть теперь носит.
Белка шла по мостку, наблюдала за дрейфующими в воде кусками льда, куталась в шкурку. Наблюдала за русалками. Иногда они даже пели. Пели для Белки, будто в благодарность. Одна из русалок часто приплывала к самому берегу, истощённая и потрёпанная, и Белка решила, что она была среди пленных. И это объяснило бы, почему она не участвует в восстании, а вьётся вокруг скал. Сейчас она тоже приплыла. Подтянулась на руках, вылезла на поверхность. Русалка имела странный цвет кожи. Мятный и очень светлый. Она раскрыла зубастый рот и запела. Русалки пели не так, как люди. Они не сжимали и разжимали губы, а просто раскрывали широко пасть. Звук рождался где-то внутри их тел и струился вверх, вылетая из пределов русалочьего нутра. Поющие русалы даже не дышали. Звуки всё лились, но ни одного вздоха Белка так ни разу и не услышала. Интересуясь, она даже садилась возле них и заглядывала в глотку. А эта мятная русалка была терпимее прочих. Она кротко сносила все Белкины разглядывания и ощупывания, только никогда не заговаривала. В её волосах Белка увидела запутавшиеся, нет, вплетённые, овальные частички какого-то камня, тёмного, но перламутрово переливающегося всеми цветами радуги. Это был не жемчуг, камень-то полупрозрачный.
Город загудел. Русалка встревоженно замолкла и без всплесков и брызг нырнула в волны. Товарищи-разбойники вернулись. Белка быстро направилась к площади.
– Белочка, не беги, пожалуйста, – хлюпала носом Плакальщица. – Нельзя тебе, нельзя!!
Белка не хотела её слушать. Но она остановилась, раздумав встречать друзей, когда увидела, что они везут с собой тела поверженных врагов. Тогда, в первый раз, они тоже привозили их, на радость русалам. И среди тех мёртвых тел Шторма не было. Ноги стали ватными, Белка свернула к себе. Она вспоминала о сне, согреваясь у огня, теребила пуговицу на пиджачке, пока не пришёл Пламя. Плакальщица и Вестница сразу выскочили за дверь, чтобы не мешаться. Пламя прихрамывал, под его голубыми глазами залегли тени. Он вымылся, прежде чем прийти к ней – его волосы были влажными. И переоделся, одежда была непривычна глазу.
– Прости, – это было первое, что он сказал.
– За что?
– За то, что я тогда не был с тобой. За то, что я не помог тебе. И за то, что я не дождался твоего пробуждения. Я думал... я думал, что начну убивать без разбора прямо на месте. Я... Это правда?..
Белка не поняла, о чём он. Не понимала, пока он не присел рядом и не коснулся кончиками пальцев Белкиного живота.
– Да. Это и вправду случилось. То есть, это была не просто месячная кровь... Мне стоило догадаться, к чему у меня такая задержка.
Пламя позеленел. Его глаза вдруг заслезились. Вот чудо. Никогда Белка не видела его слёз. Ни разу за всю их жизнь. Она протянула к нему руки, обняла, слыша, как сильно и тяжело бьётся его сердце.
– Когда я узнал только, что ты там, схваченная... я был просто... уничтожен. Собрались сразу, все перепугались, думали, не застанем вас живыми. А когда я увидел тебя там, на телеге... белую как тот снег, я... я пошёл обратно. Я хотел быть рядом. Но потом мне сказали... я увидел... я... чуть не порешил Кривого. Он должен был отправить меня с тобой. Меня!
Белка слушала и гладила его плечи. Чувствовала лбом его мокрые от слёз щеки.
– Огонёк... Пламя, всё случилось как случилось.
– Нет... Зови как прежде. Как мы тогда бегали по траве босиком, помнишь? Как это давно было. Как мы тогда смеялись. Сейчас мы уже не умеем так смеяться. А если бы... если бы он смеялся вместо нас? Наш ребёнок?
– Огонёк, я... Я правда не думаю, что это хорошая идея. Потом он бы так же отучился. И так же перестал бы считать жизни, не сумел бы находить закат красивым, не любил бы всему увиденному придумывать забавные истории... Таким, как мы, лучше не появляться на свет.
– Но я бы сделал всё! Всё ради тебя и него. Ты веришь?
– Я верю. Я верю тебе, Огонёк. Но было бы этого достаточно?
Время замерло, пока они баюкали друг друга, покачиваясь как на волнах. Пламя успокоился. Но Белке вдруг снова вспомнись привезённые трупы и то, что их сбросят русалам...
– Огонёк?.. Послушай, а был там такой... такой безрукий, из врагов?
И почему ей всерьёз казалось, что ему отрубили руку? Почему казалось, что он непременно умер с раскрытыми глазами и с рассечённым горлом?
– Было двое. А что? Ты хочешь сказать... что кто-то из них тебя?..
– Пойдём. Я хочу увидеть, что он мёртв. Хочу своими глазами увидеть.
Но он не позволил пойти одной. Закутал в шкурки и понёс, хотя хромал и очень, очень устал. Он не хотел выпускать её из объятий.
Тела раскидывали как по пачкам. Конечно, за исключением своих, павших в этой разборке. Их готовили к погребению. Раньше тела они сжигали, но теперь появился "дом". И появилось своё кладбище. А вот врагов... учитывая рост и вес, их
сортировали для морских тварей. Пламя шёл вдоль этих тел достаточно медленно, чтобы Белка присмотрелась к каждому. И она узнала Шторма ещё издали. У него не было руки. А вторая, целая, вся синюшная, согнутая в локте, лежала шее. Глаза Шторма мёртво смотрели в небо.
Белка не сдержала рваный выдох, заметив прокол в ухе. Его раньше не было. Тогда не было. В прокол Шторм вставил серьгу. Самодельную, из перьев.