Белка разглядывала красиво изогнутые кованые прутья решёток на окнах, на фигурную кладку камней, на крошечные ухоженные и не очень садики, разбитые на задних двориках почти всех домов. Гроза шла на восток, громыхая лиловыми тучами, в сумерках за спиной залаяли дворовые собаки. За закрытой дверью женщину почти не было слышно. Вроде бы уже приличный район державы, а совсем нет того чувства новизны, новых впечатлений. Приелось уже за пару дней. В двориках Белка заметила серенький силуэт. Демон. Стоит вдалеке, записывает, видать, что-то в Белкину книгу. Ну и пусть пишет.
Плакальщица прибегает примерно через час, с ворохом одеял в руках.
– Цена высоковата, но ещё одной кормилицы мы не найдём сейчас.
– Заплати.
– Вестница уже... – она не договаривает из-за открывшейся двери.
Папаша осторожно крадётся к ним, так по-идиотски, и смотрит на Белку.
– Мальчишка.
– Мне всё едино. Когда принесут?
– Да сейчас-сейчас. Он же орёт ещё.
Ребёнка приносит дочь повитухи, он больше не вопит, только хнычет и кряхтит. Умыли его плохо, запеленали так же. Уходя Белка различает сказанные с облегчением слова:
– Пусть думает, что задохнулся. Что не спасли. Их точно только двое, не трое?... Хорошо! А ещё скажи, что уродцем был отвратительным...
Папаша так и не взглянул вслед первенцу. Белка даже медлила, проверяя.
– Он плакать будет, ох, плакать, надо быстрее идти, – от жалости Плакальщица вновь хлюпала носом и утирала выступившие слезинки.
– Возьми его, мне тяжело, – Белка передала мальчишку девушке. – Иди вперёд. Тут есть ещё одно дело. Погоди, передай Вестнице, что с переправой не стоит долго возиться. Сколько у нас их?
– Восемь. Но с этим все девять.
– Хорошо, беги.
В лабиринте серых и красных стен, в тени ночного мрака снова мелькнула серая фигурка. Белка пошла навстречу. Накинула на ходу плащ. Может, ей казалось, но вдруг правда опять собирается дождь?
У деревянного крашеного в поганый жёлтый цвет забора Белка остановилась. Демон убирает свою книжку в сумку. Одежда его чистая, светлая, хоть и потрёпана временем. Тёмные волосы убраны в узел на затылке. С женского лица смотрят светлые серые глаза.
– Здравствуй, Белка. Ну как тебе здесь? Хорошо ли, красиво ли? – говорит демон равнодушно. А Белка высчитывает в уме, а сколько же времени прошло с их последней встречи? Демон впервые появился, когда затрещали нимбы над головами больных созданий. Второй раз пришёлся на окончательное и беспросветное их падение. Появился демон в облике женщины самой обычной наружности, постной на лицо, с неопределяемым возрастом, с сумой через плечо. Демон записывал что-то в книгу без всяких чернил ангельским пером. Белка сразу поняла, что ангельским, так и не сумев себе этого объяснить. Перо было белоснежно-белым.
– И что с детьми? Ты приходишь ведь только из-за них.
– Не только, – Демон хлопает ладонью по сумке, намекая: – Девочка мертва.
Белка старается не вздрагивать.
– Как, когда?
– Тебе интересно? В одной из плотских игр мальчишка слишком сильно сжал ей горло. Наркотики всё больше разрушают его разум, припадки ярости стали нормой. Он тоже не продержится долго. И что смотришь? Ты же примерно это себе и представляла.
Белке ответить нечего. Вместе они сворачивают на центральную улицу. Каблучки сапожек Белки стучат по ровной каменной кладке, демон ступает неслышно, только похлопывает по бедру сумка с бесценным содержимым, ангельское перо выглядывает из бокового кармана. Пахнет грозой.
– Почему именно дети? Я имею ввиду – совсем малыши. Твои дядья вот собирают и собирают всяких, один завлекает старых и хромых, второй опутывает юных и сильных. А ты приходишь только за самыми невинными, – Демон не смотрит на неё, смотрит вперёд. – В итоге ты обгоняешь их. Ну ты знаешь, не в самом престижном рейтинге.
– У нас разные цели. Они набирают всякий сброд, но лишь за тем, чтобы в предстоящей войне новобранцы были убиты. Они послужат нам совсем недолго, они необходимы нам сейчас. Некогда заниматься их воспитанием.
– Как будет с детишками...
– Будет. После войны, если она повернётся к нам лучшей стороной, у нас должно быть новое поколение. Свежая кровь. Они должны быть другими: верными, смышлёными, посвящёнными в мельчайшие детали нашей иерархии. А что делаешь ты? – Белка не имела ввиду прожитый день и вечер, она всё пыталась понять природу демонов, их Назначение в этом мире.
– Я уже говорила: я не собираюсь отвечать на такие вопросы. Достаточно того, что ты знаешь о Книге. Иному человеку я бы и приблизиться к такому пониманию не позволила бы. Тебе просто повезло.
Они пересекли мост, ступили на тропинки пригорода. У края горизонта уже начало светлеть, рассвет забрезжил тонкой голубоватой каймой над силуэтами далёких домов.
– Тогда зачем ты идёшь со мной?
– Нам было по пути. А сейчас я ухожу.
Белка оглядывается через плечо, на замершую фигуру спутника. Ей кажется, что Демон не прощается.
"До встречи".
Серая фигурка исчезает во тьме. Не растворяется туманом, не становиться тенью, просто поступь этого Демона тиха и быстра, а рядом ветвистый безлиственный орешник. Белка продолжает свой путь изо всех сил стараясь не думать, опустеть, не размышлять. Всё ведь уже решено, давно уже решено. Надо думать о войне. О детях. О том, как достигнуть единства.
Они арендовали дом на время проживания в империи. Молодой человек охотно сдал им просторный и старый скрипящий дом своего старика, разводившего раньше всякую живность. Белка входит через деревянную пристройку, стены которой заставлены клетками. Несколько стоят открытыми, в них старая смердящая мочой солома и скатанный в остриженные колтуны мех. Сверху пищит ребёнок. Радостно пищит, агукает и смеётся.
– Набрали, смотри, откуда только понапритаскивали, – недовольно и глухо звучит из-за стены. Белка поднимается в жилую часть. Пламя выпихнули в общий коридорчик-комнатку, он держит на руках шестимесячную девчонку, что так радостно размахивает ручками на его руках, она слишком шумная для детей постарше, что сейчас спят в угловой комнате и слишком раздражающая для тёток-кормилиц в комнате с совсем маленькими.
– Белка, ещё один, – говорит Пламя тихо.
– Да, нашла почти случайно, он самый крохотный из раздобытых нами. Где Вестница?
– Со старухами, она терпеливее. Плакальщица спит с другими. Я думаю... я считаю, нам не нужно торопиться. Он слишком мал для такой длинной дороги. А этих, – он сверлит взглядом стену, за которой скрипяще-раздражённо переговариваются женщины, – мы за собой не потащим.
– А будем медлить – нам конец. Уже нашлись заинтересовавшиеся. Но я пока припрятала двоих, остывающих. Один выбил мой складной нож, жалко, а я не стала искать его во тьме, – Белка тяжело садится на дырявое кресло в проходе. – А ещё я не хочу оставлять Учёного и Кривого с этими приблудами, они не знают наших законов, не умеют соблюдать дистанцию. Они считают, что чтобы быть с нами, в первую очередь надо забыть, как вести себя, побольше сквернословить и не трезветь месяцами.
– Белка, а кроме них... Я тут слышал...
Он не решается сказать. Девочка на его руках затихает, дёргая ручкой побрякушки на его груди, всегда бесстрашно распахнутой. Белка знает, о чём он так беспокоится, прекрасно знает, что не все готовы в будущем наделить её властью. Для многих выживших авторитетов она просто зелёная девчонка, пригретая когда-то Кривым. А если так думают атаманы – так думают и все шайки.
– Я знаю. Это ещё одна причина здесь не задерживаться, я бы предпочла сейчас быть в центре их переговоров, только наша миссия тоже очень важна. Не переживай, – и невпопад добавляет: – Я снова виделась с Демоном.
Пламя прикрывает веки, поджимает губы. За стеной Вестница что-то тихо поёт малышам, не заглушая храпа кормилец.
– Огонёк, я не думаю, что она опасна. Может, совсем наоборот.
– Учёный подозревает именно демонов. Ну ты знаешь, в бойне при Зельске.
– Да, он говорил, там умер третий из святых детей. Скорее всего его кто-то убил, а в обязанности демонов входит в каком-то роде месть. Потому что обычно они совсем тихие.
– И правда. Я теперь не перестаю копаться в памяти, выискиваю серые силуэты в прошлом. Кажется, они везде. Всё пишут-пишут-пишут.
Зашипели дворовые коты, столкнувшись друг с другом, выли, выпуская когти. Небо с одного края пожелтело, предвосхищая солнце. Сон куполом накрыл кресло, где теперь жались двое и один ребёнок.