– В моём случает это...
Заметил. Смотрит удивлённо, неверяще, белыми руками своими ощупывая пояс.
– Это ты? Ты же? – неожиданно он улыбается, открыто, ненарочно. – Когда ты успела? Как?
Белка чувствует себя польщённой. Она редко когда такое чувствует и наслаждается моментом. Поэтому достаёт медальку медленно, даже показательно, мол, вот де висюлька твоя, бросает золотенькую на ангелову ладонь.
– Как занимательно. Я совершенно ничего не почувствовал. А хочешь, я тоже кое-что тебе покажу? Немного верхнего предела?
– Как же так? Я слишком тяжела для верхних пределов. Да и как ты их покажешь, если твоей чудо-лестницы нет?
– Я проберусь в твой сон.
– Ты можешь так?
– Любой ангел может. Вот, – он кладёт руку ладонью вверх на столешницу, – голову сюда. Ложись. Устройся удобнее.
Белка ложится на стол, подбирает ножки, сворачивается клубком, голову помещает прямо на ангельской ладони. Другой рукой ангел прикрывает её глаза от света. Тело каменеет, тяжелеет, на него давит воздух. Но вдруг всё это исчезает. Она понимает, что лежит на подушках, так удобно лежит, что и шевелиться не охота. Она не чувствует запаха рыбы, соли или пыли. Здесь пахнёт чем-то совсем другим. Приятным. И при этом очень ненавязчиво, не как, бывает, пахнёт от Душечки. Белка открывает глаза, озирается. Она, похоже, проснулась во дворце. Высокие потолки, всё ровненькое, чистенькое, даже блестит. Окна невероятные, здоровенные, через них видно небо и много облаков. Белка инстинктивно хочет вскочить с кровати, потому что она же замарает белые простыни! Она приподнимается с нежных подушек и удивляется своей одежде. Мягкой, струящейся, будто вода, не запылённой, не провонявшей грязными улицами. На плечах лёгкая накидка цвета ранней зари. Белка клянёт те мысли и сравнения, что рождаются сейчас в её голове. От них лишь горше, это ведь всего лишь сон.
Белка прогуливается по комнате, глядя на себя в зеркальном отражении каменной плитки, потом заглядывает в окно. На парящих в небе зеленеющих островках стоят, возведённые в белом камне, если это и правда камень, дворцы и дома. Некоторые соединены мостами, перемычками, куда-то ведут вверх лестницы, не имеющие никаких опор. Цветным ковром покрыта невесомая земля, разноцветьем, которого, впрочем, и на земле в достатке. Белка уходит из комнаты, идёт по лестнице вверх, гуляет. Всё вокруг такое красивое... что тошно становится. Белка садится на диванчик у окна в верхних покоях и хочет проснуться. Она не замечает, откуда приходит ангел. Он подходит, садится рядом, улыбается.
– Как тебе здесь? – спрашивает.
– Пусто, – отвечает Белка.
Улыбка сходит с ангельских губ.
– Ты хочешь вернуться?
– Хочу.
– Подожди. Иди за мной.
Он поднимается и идёт вперёд, Белка видит теперь, что под самым верхним слоем ангеловой одежды спрятаны крылья. Крупные, сложенные за спиной. Белка слушается ангела, покорно подчиняется.
Они спускаются во двор, где растут деревья. Из тех окон, в которые Белка смотрела, их видно не было, но удивляться им не стоило – это были самые обычные деревья, как и на земле. Среди листвы перекликаются мелкие птички, тонкие трели и пересвисты летят над головой, а за деревьями, среди конусообразных кустов, Белка не помнила их названия, стоит стеклянная беседка, её перемычки свиты из светлого, тонкого металла, а стёкла немного искажают вид.
– Попробуй, – говорит ангел, заходя внутрь, и берёт со стола чаши и сосуды. И хотя Белка не чувствует голода, решает всё же попробовать угощения. Конечно, это и правда оказывается вкуснее всего того, что она пробовала раньше. Но это было ожидаемо. Ангел иногда озирается, довольно резко, как будто его кто-то окликает, или что-то мешается, недовольно поджимает губы и как-то... смущённо.
–Что такое?
Ангел вздыхает и спрашивает снова:
– Хочешь вернуться?
– Хочу.
Белка просыпается. Уже темнеет и начинает холодать. Она слышит недовольного, немного перепуганного Огонька.
– ... только молчишь! Что с Белкой, ещё раз спрашиваю?!
– Все хорошо. Я спала, – Белка отодвигает от лица ангелову ладонь, садится на столе. Огонёк замолкает, подходит и для верности её осматривает.
– И что же это за сон такой, что надо непременно с ангельской силой спать? – бурчит он.
– Кусочек верхнего предела он решил мне показать.
Огонёк мрачнеет, но ничего не говорит. Белка знает почему. Он думает, что там ей слишком понравилось, что там она видит жизнь лучшей, и что теперь ей будет противно здесь. Но, конечно, он ничегошеньки не угадывает.
– Огонёк, – зовёт она его, – подожди меня дома. Поставь на огонь воду, я скоро.
Огонёк выдыхает, лицо его становится вновь добродушным, как и обычно, он кивает и уходит. А Белка только и говорит замершему ангелу:
– Спасибо за ознакомление.
Он долго молчит и смотрит на неё. Она чувствует, что сейчас, именно в эту минуту, его непонятные глаза видят всю её душонку с всеми грешками и мыслями, с переживаниями и желаниями. Долго смотрит он, прищурив глаза.
Белка не уходит, она не хочет быть трусихой. Она даёт ему возможность изучить, она считает это честным. Ангел явно расстраивается. Он говорит обескураженным потерянным голосом:
– Как это странно. Я был весьма наивен, когда пришёл сюда. Когда сошёл с неба для выполнения задания. Когда думал, что...
Белка не прерывает его.
– Это так странно, – снова повторяет он. – Как такая как ты может так сильно и верно любить? Я не могу понять. Да и кого, всех их?.. Их, резавших, кравших. Душегубов, бандитов, пьяниц. Как? Объясни мне.
Белка чувствует в себе дрожащую струну. Натянутую, гудящую от напряжения. Она смотрит на него своими тёмными глазами, крупными, влажными, всегда печальными.
– Это ты объясни мне, ангел. Объясни, как можно мечтать о верхнем пределе и при этом твёрдо знать, что всех, кого ты любишь, постигнет кара. Что они точно никогда не вступят в верхний предел. Как можно быть счастливым там, наверху, когда где-то совсем в другом месте отдают долги всей своей жизни, мучаясь, все те, кого ты любишь? Да даже если бы только один! Один единственный из всех, кто не пробился бы выше?! Как ты себе это видишь, ангел? Отбросить все чувства, наслаждаться мягкой кроватью, цветами и пением птиц, вкушая самые лучшие явства... Как? Это же подло, ангел. Подло и мерзко. И мне этого не надо, я себя знаю. И ты сам сейчас это знаешь. Объясни мне, ангел, зачем тогда вообще любить? Зачем нам дана такая возможность?
Ангел молчит, опустив голову. Белка не видит выражения его прекрасного лица и видеть не хочет.
– Не грусти, ангел. Я догадываюсь, что ты хотел как лучше. Что уж теперь, сам видишь – мне не помочь, меня не спасти. Я не желаю спасения.
Она уходит из садика. Весь мир стал синий от сумерек, и Белка спешит к Огоньку, чтобы не дать себе думать о произошедшем слишком долго.