– Воровство среди богов не карается? – смеётся женщина и, взяв меня под руку, уводит в центр залы.
– Они промышляют делами куда более ужасными и непристойными, – смеюсь в ответ и одной рукой топлю жёсткую, утянутую в корсет, талию, а другой обнимаю спину.
Луна без страха и печали обхватывает меня в ответ, и только глаза – бегло рассекающие зал и вмиг замолчавших людей – выдают её стенания.
– Все смотрят, – говорю я.
– Не привыкать.
И я незатейливо доношу до женщины гуляющую меж людьми мысль: если кто и промышлял среди божеств воровством – то была Луна, выкрадывающая сердца всех богов без разбора.
– Ваше тоже украла? – спокойно отталкивает танцующая. – Знаете, можете не отвечать. Просто прекратите. В противном случае я ударю вас.
– Я ваш друг и обидеть не желаю.
– А чего желаете?
Лицо её – некогда мягкое и с задорным взглядом, ныне – ожесточенное, с резкими чертами – принимает оскал. Что с дивной красотой сотворило окружение?
– Вас…
– Не удивили.
– …предостеречь.
Вместо слов она ухмыляется и признаётся: «попалась…».
Музыка давно не играет, но мы продолжаем танцевать. Луна благодарит за компанию и, не сказав более ни слова, уходит. Гордый стан её возвращается к партнёру. Теряюсь в толпе и рассекаю меж столов в поисках сидра, а попутно с тем выслушиваю сплетни и прочую болтовню оказывающихся подле лиц.
Интригующим выступает шёпот свиты Бога Войны, и вот сам он ступает в залу из соседствующей. Уверенная поступь говорит о наличии конкретной цели, а ещё сулит определённые беды. Мальчишка – это не тот величественный и важный войн, должный нести своё имя и войско против недоброжелателей – замирает у Бога Удовольствий и, склоняясь к лицу, о чём-то шепчет. Луна находит занятие в стороне: ковшом зачерпывает настойку и следом пропускает порцию-вторую. Бог Удовольствий ретируется к напарнице и о чём-то просит. Я прокрадываюсь и – меж окружающей её свиты – слышу обрывки разговора:
– Думай, что предлагаешь, – рычит женщина.
Обиженно, но не показательно.
– Дело не в деньгах, – утверждает Бог Удовольствий.
– Ещё бы в них! – восклицает Луна. – За деньги у тебя полон Монастырь.
– Выгоды в том предостаточно. В первую очередь, ты заручишься хорошим влиянием. Если и вершить историю – то с шумом; Бог Войны может сыграть нам на руку.
– Вот ты с ним и поработай рукой.
Бог Удовольствий велит бросаться подобной чертовщиной тише, а лучше не бросаться вовсе; поражаюсь и забавляюсь этим чуждым (независимо от века) речам.
– Ты решил продать меня ещё раз?
Разговаривающие препираются друг с другом недовольными взглядами.
– Бог одарил тебя вниманием.
– И он не единственный, кто это сделал.
Хозяин Монастыря доказывает, что оказанная честь сулит приятное сотрудничество. А еще молодой, однако влиятельный, Бог не терпит отказов.
– Я тоже, – злостно щерится Луна.
– Прошу, послушай…
Отрицание перебивает отрицание, а один удручающий и гневный взгляд сменяет другой. Бог Удовольствий осыпает юную богиню радостями момента и перспективами грядущего, заверяет в безопасности и нормальности, а она непокорно жмёт плечами и посылает всех людей на свете к праотцам.
– Подумай о его предложении, – кидает напоследок мужчина.
Луна проглатывает негодование и обиду, неприятие окружающих её лиц и мира в целом и потому осушает следующий бокал. Я желаю ступить к женщине и завлечь её беседой, но стервятники, пережёвывающие устами-сплетнями последнюю падаль, облепляют юную богиню и обнимают бесконечными расспросами. Луна держится холодно и отстранённо, а затем становится и вовсе кисло-ехидной.
Бог Удовольствий пытается сдержать подступающего Бога Войны, лицо которого принимает скверный вид залежалого финика, по-дружески хлопает его по плечам и смеётся во всю мощь. Но Бог Войны оказывается глух к чьим-либо речам, ибо один-единственный отказ рушит его воображаемую пирамиду незыблемой власти и вседозволенности. Бог Войны – без приветствий – врывается в пространство Луны.
– Должно быть, ваш друг неправильно донёс до вас мои слова, – протягивает краснолицый и злой.
Луна не позволяет ему высказаться и, перебивая, швыряет:
– Независимо от того, какими словами мой друг донёс до меня ваше предложение, ответ неизменен, а последующие попытки уговора будут восприняты как неуважение и насилие.
Женщина устало отворачивается и наполняет бокал, после чего, вкусив напиток, возвращает взор на стоящего подле. Бурлящая кровь готова просочиться через побагровевшие уши. Боги, не знавшие слова «нет» (как и люди обыкновенные; то есть попросту люди обыкновенные) тяжело принимают отказы и вообще что-либо отличающееся от привычного им.