– Эта девочка занята, – улыбаюсь наперерез её похотливому оскалу.
Шоу гремит. В тот вечер, мне кажется, я счастлива.
Гостям подносят напитки и угощения, сцена утопает в искусственном дыму и бесконечном куреве. Одна красотка перебивает другую, один юнец подсиживает другого на коленях особо важных гостей. Вскоре вместо юбок и подвязок на сцене пляшут купюры и договора; я наблюдаю явное и желаемое, я превращаюсь в, будь он проклят, Яна и ликую с того.
Слышу комплименты в адрес Монастыря и в организованном дне, запрокидываю рюмку и, хохоча, принимаю поздравления.
На утро ничего из этого не остаётся. Ни шума, ни плясок, ни задорных гостей. И счастье оказывается мнимым, выкуренным, выпитым. Послушницы, послушники, слуги и те – разбегаются по своим каморкам и дремлют; до работы ещё долго.
Переворачиваюсь на спину и взглядом скоблю белый, потрескавшийся потолок; его наблюдал Ян, когда я не пришла на глас? Голова гудит, мысли гудят, мир гудит; ещё движение – и по швам. Как вдруг отмечаю рядом с собой слабое шевеление: пугаюсь и едва не валюсь с кровати, а из-под одеяла выползает Райм. Девочка потирает заспанные глаза и интересуется моими делами.
– Как ты здесь оказалась? – выпаливаю я, пытаясь вспомнить остатки вчерашней ночи.
Спальня – как и прежде – для всех кроме хозяина (в моём лице) закрыта. До сегодняшней, логично предположить, ночи.
– Простите, госпожа, – с зевотой протягивает девочка и поспешно сползает с кровати. – Мне не следовало…
Она рвётся из комнаты прочь, но я приказываю вернуться и объясниться. Девочка говорит, что я сама велела проводить себя в спальню (а на вопрос какую – пробормотала что-то на старом наречии и отодвинула гардину), однако на протяжении всей ночи мучилась от кошмаров: изводилась и звала павшего бога.
– Я осталась с вами, – оканчивает девочка, – простите за вольность.
Её трогательное лицо заставляет вмиг позабыть о провинности.
– Спасибо, Райм.
– Я прощена?
– Разумеется.
Это первый и последний раз, когда я обращаюсь к конфете по имени. Следом в адрес её сыплются только ласковые и добрые прозвища. На протяжении недели мы разбираем поступающие письма от посетивших Шоу. Все в восторге и в радости благодарят за мероприятие, желают ещё больших благ и надеются на скорую встречу. Тогда я набираюсь мнимыми друзьями. Тогда я обзавожусь истинными врагами.
Бог
– Разрешите, Богиня, пригласить вас на прогулку? – обращаюсь я к задумчивому лицу.
Женщина прижимается к лошадиной шее – жилистой и дрожащей. Парный взгляд ударяет в ответ.
– Из меня дурной компаньон для прогулок, а друг – ещё хуже, – певуче выдаёт Луна и – словно бы на прощанье – похлопывает лошадь. – Вынуждена оставить вас.
И силуэт её неспешно отдаляется. Как скоро бойкий нрав позволил избавиться от надоедающей беседы. Запрыгиваю на лошадь и медленно гарцую подле женщины.
– А если я приглашу вас повидать обитель самой Смерти, вы согласитесь?
Луна смеётся и снисходительно поглядывает:
– Это еще более безумное предложение, не находите?! О, я не знаю всех суеверий, имеющих место быть в пантеоне среди не верующих и веру только в себя признающих, но, кажется, отправиться к Смерти домой – идея не из лучших.
И женщина опасливо смеётся, но опасливо – напрасно; я речи гнусными или обидными не нахожу. Восторгаюсь остроумию и утверждаю, что дом мой – не дом вовсе, а если и дом – то только малой частью.
– Умеете вы заинтриговать, но, прошу простить, согласиться не могу. Виной тому предубеждения иных.
Луна пожимает плечами.
Прошу объясниться и внимаю следующему:
– Моё пребывание среди всех этих «законных» Богов и так припирает их и не даёт покоя; любая оплошность равняется огласке с преувеличением в ту же секунду, любая ошибка – в тот же миг притесняет каким-то образом их. Меня не любят Боги, а люди мало верят. Если я потеряю и эту высоту – рухну вовсе.
– Я поговорю! – бросаю обнадеживающе и подтягиваю поводья.
Лошадь, а вместе с ней и бредущая женщина, останавливается.
– Что это значит?
– Я поговорю и с Богами, и с людьми. И положительно настрою их по отношению к вам и Монастырю.
– …на условии? – быстро догадывается Луна.
– Вашего согласия. Вы навестите меня.
– Ваш дом без дома?
Протягиваю руку и немедля получаю женскую руку в ответ. Богиня прытко взбирается на лошадь и, обнимая её за гриву, велит мне начинать прогулку.
– Вы не пожалеете, юная богиня.
– Охотно в это верю.
И в тот же вечер она сидит перед костром на берегу (удивляясь рассекающей долину реке, на что получает ответ: то подарок Бога Жизни) и плетёт венки. Красные соцветия – контрастом лежащие на фоне её чёрных одежд – обнимают голову и вплетаются в графитовые волосы.