– А теперь садитесь, – велит Бог Смерти. – Сегодня всадницей будете вы.
Он встаёт подле лошади и, едва склоняясь, складывает руки.
– Это ступень, шагайте.
Лихо запрыгиваю на Розу.
– А теперь смотрите.
И спутник мой рассказывает, как правильно сидеть и держаться, куда смотреть и что делать. Послушно прижимаю колени и расправляю плечи, хватаю названные поводья и смотрю вперёд себя, выворачиваю ступни и тянусь пяткой вниз.
– Вдарьте ей по бокам, и она сама поймёт, что должна двигаться, – говорит назидательный голос.
– Схоже с людьми. Им тоже требуется вдарить.
– Когда захотите ускориться, вдарьте ещё раз.
Не удерживаюсь и прыскаю со смеху.
– Ну право, люди!
Бог Смерти, сказав всё то намеренно, смеётся. Велит ускоряться и наблюдает за переходящей в рысь лошадью.
– У вас зажатость в спине, – говорит нагоняющий силуэт.
– И не только в ней.
– Я об этом же. Пытаетесь контролировать всё и вся…
Бросаю хмурый взгляд и показательно закатываю глаза.
– О, вы оттаяли?
– Может быть. Но! Только с вами.
– Одобряю.
Ловко парировать словами – моя прерогатива; что позволяет себе этот бог? Он останавливает Розу и приглаживает её довольную морду.
– Прошу обратить внимание, Луна, – говорит человек. – Лошадь есть стихийное животное; не система. Не получится завести её подобно автомобилю и заставить работать подобно размеренно двигающимся шестерёнкам. Угадывайте движения, ловите их, компенсируйте. У лошади своя поступь, свой шаг – вы можете направлять его, но не контролировать: не забывайте, что живое существо под вами подвластно живым чувствам.
Переходим на шаг и плетёмся вдоль влагой дышащим поля. Рокот бесчисленных насекомых замолкает на нашей вымеренной тропе и разрывается вновь, оказываясь за спиной. Роза покладисто двигается и отгоняет преследующих слепней ударом хвоста.
– Вы красивы верхом, – говорю я. – Сколько раз наблюдала за приближающим вас к Монастырю галопом, столько раз перехватывало дыхание. На что это похоже?
Бог Смерти задумывается и улыбается сам себе. Отвечает честно:
– На полёт. Вам тоже понравится.
И он запрыгивает на лошадь, оказываясь у меня за спиной. Колени примыкают к коленям, бёдра повторяют бёдра, к жакету прижимается мантия.
– Идёте в наступление? – равнодушно бросаю я.
Равнодушно, дабы не выдать накатывающую горячность. А Бог Смерти, склоняясь к лицу, шепчет:
– Ваш внешний холод всегда ступает с теплом внутренним, шаг в шаг. Смею предположить, сердце у вас сейчас пылает.
– Не только моё сердце, верно?
– Отвезу вас в Монастырь.
Бог Смерти обхватывает мои руки, чтобы скрепить поводья, и высылает Розу ударом ног.
Бог
Все в поисках юной богини, мне известно. Каждый в семействе Солнца по мере своих сил и возможностей разрезает земли в поисках младшей представительницы клана.
В доме остаётся старшая сестра: следит за порядком и слугами, смотрит в окно и ожидает возвращения пропавшей. Она ждёт, а это утомительней всего.
Но вместо Стеллы прибывает Бог Смерти.
Джуна видит вздымающуюся, отбиваемую от копыт пыль. Джуна видит чёрную мантию, что поднимает ветер, видит сбрасываемый капюшон. Джуна видит лицо Бога Смерти и лицо её с нежного, томительного, ожидающего меняется на противное: хмурится, скалится, ревёт.
– Убирайся! – кричит она с порога и тем привлекает внимание слуг, после чего гонит их по делам и вновь обращается ко мне. – Убирайся, проклятый бог! Я не рада нашей встрече, впервой не рада!
– Вели слугам молчать, – отвечаю я и спрыгиваю с лошади. – Есть разговор, Богиня Солнца.
Джуна начинает плакать, но не позволяет броситься в подставленные объятия; ещё больше щетинится и злится.
– Пропади, Бог Смерти! Не желаю ни тебя, ни твоих новостей.
– Они тебе уже ведомы, – спорю я. – Ты пытаешься оттенить неизбежное, но закрытые глаза не меняют картину действительности.
– Она мертва, верно? – выпаливает Джуна и стирает слёзы, но глаза прыскают всё больше и больше. – Просто скажи, что она мертва и убирайся!
Прошу молодую богиней быть Джуной – той, кем она всегда являлась; с присущими ей чертами, с тем же характером, с той же мудростью и той же силой.
Женщина поднимает глаза к небу, чтобы позволить слезам вернуться и вместе с тем просушить щёки. Не глядя, повторно вопрошает: права ли?
– Твоей интуиции не занимать, Богиня Солнца, – говорю я. – Ты всегда это знала. Всегда чувствовала.
– Может, я созывала беды?
– Ты их предвидела.
Джуна успокаивается и приглашает в дом. Слуг в очередной раз прогоняет по выдуманным делам, а сама, плотно закрыв кабинетную дверь отцовского кабинета и удостоверившись, что никто не подслушивает, шёпотом обрекает: