– Я не верю, Бог Смерти. Всё это звучит как какая-то фантасмагория. Какое-то безумие. Это всё не взаправду, я вот-вот проснусь.
Мы в молчании выжимаем секунды. Джуна не просыпается.
Женщина
Я просыпаюсь. Вижу Бога Солнца, прижимающегося к покрытому тонкой решёткой окну. Он смотрит вдаль, за пределы монастырских земель, за горизонт бескрайней пустыни. Покрыв плечи простынёй, оставляю кровать и встаю подле.
– Луна, – зовёт по имени.
– Не спится? – спрашиваю я.
Лицо у него грустное, даже потерянное. Не желает, чтобы я обращала на то внимание, а потому, явив природную обаятельность, кидает наперекор:
– Хочется задать тебе тот же вопрос и потребовать объяснений. Ты не устала накануне?
Заставляет покраснеть и уронить взгляд. Поднимает его, прихватив за подбородок.
– Ну-ну, что это? Смущение? – уточняет мужчина и смеётся. – Приятно удивляешь.
Набираю в себе силы и выдаю робкое:
– Ты не сбежишь от ответа.
Гелиос ещё шире улыбается и признаётся в поражении.
– Провести тебя невозможно, Луна, хорошее качество.
Поправляю простынь, накрывающую грудь и танцующую по полу.
– Волнуешься? – спрашивает Гелиос.
– Уже меньше, – отвечаю я, однако в лицо собеседника не смотрю.
– Ощущаешь всё тот же трепет?
Прихватывает за локти и направляет на себя.
– Равно тебе, Бог Солнца, – парирую я.
– Напрашиваешься.
– На неприятности?
– Приятности.
Не удерживаюсь и, смеясь, в который раз потупляю взор. Бог Солнца улыбается и велит взгляда не отводить.
– Нет-нет, Луна, вступила в игру – будь добра продолжать. Смотри на меня и говори всё, что желаешь. Одно условие – смотри в глаза.
Облизываю и прикусываю губы; тогда Гелиос порывается поправить в очередной раз сбегающую с плеч простынь: накрывает и сжимает в кулаках. Взгляд его лобызает ложбинку меж грудей.
– Я вижу, на что смотришь ты.
– А я вижу, что обращаешься ты не ко мне, а к полу. Мало приятного, Луна.
В который раз поднимаю взгляд, но в этой попытке крепко сцепляюсь с мужскими глазами – родниковыми равно моим. Сколько в них отрешённости, сколько в них тишины. Хочу надеяться, что и мои глаза прекрасны и отражаются спокойными водами на лунном свету, проталкивающимся сквозь решётку окон. Красный занавес оказался не так страшен, обходительность стоящего напротив помогла не ранить меня. Однако я смотрела на человека, с которым познакомилась не так много часов назад, с которым впервой обмолвилась речами и впервой ощутила прикосновение кожи. Это неправильно. Это неправильно?
Мужчина наблюдает раскачивающиеся мысли в моей голове, а потому спешит отвлечь:
– Разрешишь себя поцеловать?
Спрашивает? Для чего? Потому что купил у Хозяина Монастыря один…
– Спрашиваю, потому что вижу, – в который раз Бог Солнца обрывает мои мысли, – тебе не навязать волю. К принуждению я не обращаюсь, велико уважение к тебе и уважение к себе. Разрешишь, Луна?
– Я хочу, – выпаливаю следом. – Поцелуй меня, Гелиос.
И он склоняется.
Цепляет губами и смакует. Это непохоже на безумство, с которым я набросилась вечером накануне, непохоже на…
– Как громко ты думаешь, Луна, – обжигает теплом Бог Солнца. – Я чувствую твои сталкивающиеся мысли, позволь их разъединить и прибрать.
– Я хочу большего.
– На сколько?
Скидываю с плеч простынь и остаюсь нагой.
– На столько, – с улыбкой кивает Гелиос и бережно касается плеч, руками выводя рисунки по коже. – Закрой глаза.
Слушаюсь и ощущаю припаивающиеся к ключицам губы, что неспешно скользят к груди, вокруг неё и по ней, затем спускаются к бёдрам и трепетно замирают.
– Не останавливайся, Бог Солнца, – прошу я и открываю глаза. – Как ты смеешь?
Мужчина улыбается и целует брошенную на его плечо руку, языком пересчитывает пальцы и повторяет мои слова.
– Статус Бога не позволяет тебе так издеваться, ясно?
Взвываю и руками обхватываю его белоснежную голову, прижимаю к себе, припаиваю к талии. В ответ слышу, что статус Любовника позволяет делать и не такие вещи.
Поднимаю за ворот распахнутой рубахи, наспех брошенной поверх тела после пробуждения, и покрываю поцелуями лицо. Вопрошаю, чего ещё ждёт Бог Солнца. Разрешения? Просьбы? Мольбы?
– Этого, – говорит он, видя как в его руках изводятся и как его желают.
Прихватывает и волочит к взбитой постели, роняет и падает следом, разводя колени и по пути обжигая горло оставленным на изголовье бокалом. Наблюдаю опускающуюся посеребрённую голову и запрокидываю от удовольствия свою.