— Не мог бы ты хотя бы попытаться быть милым с моими друзьями? — говорю ему, когда мы вместе поднимаемся на лифте на пятый этаж. Он просто засовывает руки в карманы джинсов и свирепо смотрит на меня, его черная футболка плотно облегает его пресс и делает это прекрасное очертание очевидным для всех.
Я быстро отвожу взгляд. Я слишком зла на него, чтобы даже подумать о том, чтобы возбудиться, но вот оно снова, это настойчивое биение, отдающееся между моих бедер.
— О, ради бога, — бормочу я, складывая руки и отходя от него, но кабина лифта слишком мала, и вместо этого я врезаюсь в Джозеп. Ух ты, он еще один мужчина, сложенный из крепких мускулов.
Дверь моей маленькой двухкомнатной квартиры ведет в светлое и свежее жилое пространство с небольшой кухонькой сбоку. Мануэль не слышит, как мы входим. Босой, с обнаженной грудью, он стоит прислонившись к барной стойке, поглощая тарелку моих хлопьев так, как будто не ел месяцами.
«Счастливая Анна», — думаю я, прямо перед тем, как Данте и его отряд омрачают это место. Внезапно здесь становится переизбыток тестостерона.
— Оденься, — рычит Данте, и Мануэль практически роняет миску от испуга. Он чертыхается и, извиняясь перед своим боссом, ныряет в свободную спальню.
— Перестань разбрасываться своей желчью! — яростно говорю я, но он просто игнорирует меня и вместо этого поворачивается, чтобы поговорить с Джозепом. В нем снова эта нервирующая неподвижность, похожая на зловещее тиканье бомбы перед тем, как она взорвется.
— Уведи этого сукина сына отсюда, — слышу я его слова.
Джозеп кивает и направляется в спальню.
Я больше не могу находиться в одной комнате с Данте. Он сводит меня с ума. Схватив миску из шкафчика, я высыпаю в нее слишком много хлопьев, прежде чем проскочить мимо него в свою спальню, хлопнув за собой дверью.
Сажусь на край кровати, чтобы покушать, но на вкус это как картон без молока. Я ни за что не вернусь туда снова, поэтому ставлю миску на тумбочку и вместо этого сворачиваюсь калачиком под своим серебристым одеялом. При этом я замечаю коллекцию старых фотографий, приклеенных к пробковой доске напротив. Мы с Анной смеемся, пьем. Веселимся. Наши первые годы учебы в колледже до того, как жизнь стала слишком сложной. Я содрогаюсь при мысли о том, как долго я жила в облаке блаженного неведения до того, как появился Данте Сантьяго.
Проходит несколько минут, а затем я слышу, как хлопает входная дверь. Мгновение спустя за дверью моей комнаты слышится движение. Ручка поворачивается. Данте не утруждается постучать — просто входит, будто он хозяин этого места, и останавливается у изножья моей кровати, свирепо глядя на меня сверху вниз.
— Тебе плохо?
— Меня тошнит от тебя, — бормочу я, отказываясь смотреть на него.
Через некоторое время он появляется в поле моего зрения, чтобы поближе взглянуть на доску, на которую я смотрю. Не могу остановить себя и немного перемещаю взгляд при виде его великолепной упругой задницы. Почему этот дьявол должен выглядеть как бог?
— В каком университете ты училась? — бормочет он.
— Ты это уже знаешь. Ты знаешь обо мне все, так почему бы нам не превратить этот вопрос в риторический?
Наступает пауза.
— Северо-Западный.
— Ты серьезно?
— Я был умным ребенком, — пожимает он плечами.
— Жаль, что это не передалось во взрослую жизнь.
Данте не отвечает. Как будто он даже не слышал меня. Не хочу, чтобы сегодня меня беспокоили его интеллектуальные игры. Я просто хочу спать.
— Данте, послушай...
— Я облажался, — внезапно говорит он. — Я должен был дать тебе гарантии насчет твоего отца.
Я в шоке.
— Думала, ты не…
— Я и не слушаю приказы, но, похоже, мисс Миллер, вы снова задели мою совесть, — теперь в его голосе появилась резкость. Он извинился и хочет двигаться дальше.
— Я думала, у таких мужчин, как ты, нет чувства вины?
— Его нет, — он поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и я вижу краткую вспышку бури внутри него, прежде чем он отключает ее в два раза быстрее. — Я — единственное исключение из правила.
Он прислоняется к краю моего стола и скрещивает руки перед собой. Как будто готовится к следующему навязчивому удару.
— Ты ранишь меня больше своей ложью, чем своим молчанием, Данте, — тихо говорю я.
Он хмурится.
— Я никогда не лгал тебе, Ив.
Я вылезаю из-под своего безопасного места — одеяла и прислоняюсь спиной к спинке кровати, подтягивая колени к груди и обхватывая их руками. На мне все еще его белая футболка, и она облегает мое стройное тело.
— А как насчет того, когда мой отец спросил, есть ли у тебя дети?
— Я не лгал, — повторяет он, пристально глядя на меня, его темные глаза прожигают дыру на моем лице. — У меня действительно была дочь, но она пропала без вести и считается мертвой, уже почти пятнадцать лет.
О, мой Бог.
— Почему ты мне не сказал? — шепчу я. Я даже представить себе не могу, какой это ужас — так долго жить с такой неопределенностью.
Данте снова пожимает плечами.
— Тут особо нечего рассказывать. Она заплатила цену за то, что я был ее отцом.
— Мне так жаль.
— Не стоит, — резко говорит Данте. — Я не говорил тебе, чтобы добиться расположения. Это не какая-то удобная карта, которую я вытаскиваю всякий раз, когда мне нужно втереться к тебе в доверие. Через несколько часов я улетаю из страны на другой континент и не знаю, когда вернусь. Я пытаюсь быть настолько честным, насколько могу, чтобы ты каждую ночь, ложась спать, не презирала себя за то, что скучаешь по такому монстру.
Мне требуется мгновение, чтобы переварить его слова, и еще одно, чтобы заметить лукавый блеск в его глазах.
— Ах ты, высокомерный... — но я так и не успеваю закончить. Не успеваю я опомниться, как он прижимает меня к спинке кровати и своим настойчивым языком обводит края моих губ и требует проникновения. Я со стоном уступаю, и мы начинаем целоваться со всей нашей обычной страстью, доводящей до обморока.
Его рука у меня на затылке, удерживая на месте. Своей я погружаюсь в эти шелковистые темные волосы и грубо дергаю. Он продолжает плести свою соблазнительную магию, и вот я уже оказываюсь распластанной на кровати. Данте устраивается у меня между ног, своей эрекцией прижимаясь к моему лону, когда медленно трется об меня, возрождая каждый нерв и импульс, пока я не оказываюсь на грани экстаза.
— Как ее звали? — выдыхаю я.
— Изабелла, — его глаза тускнеют от боли, прежде чем он заглушает все еще одним поцелуем.
— Прекрасное имя.
— Слишком много разговоров, — с рычанием он отстраняется и стаскивая с меня трусики, задевая мое бедро своими короткими ногтями в порыве снять их. Время для разговоров закончилось, этот крошечный проблеск в окне его души снова захлопнулся. Его единственный порыв сейчас — потерять себя в оцепенении, которое нами овладевает, когда мы трахаемся.
— Данте, притормози...
Но он слишком погружен в момент. Он рывком усаживает меня и срывает с меня футболку и остатки платья Анны.
— Обними меня за шею.
Я делаю, как велено, хотя меня пугает выражение его лица. Оно слишком необычно. Он выглядит отдаленным. Каким-то образом наша обычная связь дает осечку.
Данте несет меня голую на кухню и усаживает на барную стойку, нетерпеливо отодвигая табурет в сторону, чтобы освободить нам место. Отступив назад, он снимает одежду, швыряет пистолет на стойку рядом со мной, ни разу не отрывая взгляда от моего лица ни на секунду дольше, чем необходимо. Клянусь, я могла бы кончить от одного его взгляда — такого первобытного, такого доминирующего. Как будто я единственный человек в мире, и он бы убил, чтобы заполучить меня. Присутствие Мануэля в моей квартире нервировало его, и он намерен вернуть мое тело себе.