— Как Гарсиа нашел меня? — требую я, меняя тактику. — Как, черт побери, он узнал, что я вернулся в Штаты?
— От одного из людей Николаса, — говорит он, бросая мне пару фотографий. — Оказалось, что этот сукин сын играл на два фронта. Он передавал информацию Гарсии. Из этих ты можешь видеть, с кем он уже имел дело.
Я смотрю вниз на кровавые изображения. У моего кузена есть склонность работать ножом, которая даже может посоперничать с моей. Но все же я должен ему за то, что он вытащил меня живым из больницы. Я пошел туда, ожидая выпустить на волю пулю. Вместо этого, я покинул ее с большим багажом, чем могу справиться.
— Он узнал что-нибудь нового? — говорю я, бросая фотографии обратно ему.
— Немного, — он наклоняется, чтобы поднять с пола то, что осталось от моего айпада и ноутбука. — Гарсиа набивал карманы нескольким значимым агентам УБН в прошлом году. Это объясняет, почему у его товара были свободные потоки, а у нашего нет.
— А утечка той ночи?
Джозеф качает головой.
— Я все еще работаю над этим.
— Что насчет Майерса? — спрашиваю я, имея в виду отца Ив. — Он работает с нарушениями?
— Насколько нам известно, то нет.
Так значит, он не грязный коп, это уже что-то, предполагаю я. Правду говорят, что среди воров существует кодекс чести. Копы низкого звания всегда продажны. Пока что я решаю умолчать об их связи. Ив невинна среди всего этого, больше чем в одном смысле.
— В любом случае, кто она вообще такая?
— Раздражение, — рычу я, протягивая ему свою рюмку для добавки.
Отказ — это совсем новый опыт для меня. Раньше мне никогда не приходилось работать на хорошее личико. Обычно они готовы и возбуждены просто глядя на мое тело, и это все до того, как они понимают, кто я. Сначала я завлекаю их своей тьмой, и вскоре они уже умоляют меня о боли. Хотя что-то мне подсказывает, что с ней, награда будет того стоить.
Я мог бы просто целовать ее всю ночь. Мне потребовались все силы, чтобы остановиться, когда она умоляла меня об этом. Мое расстройство было чертовски близко к тому, чтобы подавить меня. Я был прав — под одеждой она скрывает тело богини, оно мягкое, зрелое и готовое, чтобы его взяли. Я не хотел ничего больше, чем погрузиться членом в ее мягкие складки и полностью потеряться.
— Я немедленно составлю на нее досье. Имя?
Я делаю паузу.
— Ив.
— Фамилия?
Дразнилка... сучка... ангел...
— Я полагаю, что Миллер.
Как будто я не знаю. Будто ее чертово имя не вертелось в моей голове дни напролет. Затем я осознаю кое-что странное. Почему Ив предпочла выбрать фамилию, отличающуюся от фамилии ее отца? Мог ли мой ангел солгать мне? Я судорожно сжимаю пальцами рюмку. Боже, мне нужно успокоиться.
— Как я понимаю, она та же самая женщина из винного магазина на прошлой неделе?
Я вскидываю голову.
— Как, бл*ть, ты узнал об этом?
— Люди твоего брата не самые скрытные, — беззлобно говорит он, наливая текилу в мою рюмку. — Они не могли заткнуться, говоря о ней.
— Лучше бы им это сделать, либо... — я опустошаю вторую рюмку. — Все, что ты найдешь, я хочу, чтобы это было только между нами. Я не хочу, чтобы Эмилио снова начал свою параноидальную охоту. Я хочу держать ее вне поля его зрения. Она не имеет никакого отношения к бизнесу.
— Как скажешь.
Следует пауза.
— Какие-либо новости из Колумбии?
— Последний отчет частного детектива пришел час назад.
— Скажи основное.
— След был неудачным.
— Дерьмо.
Горькая пилюля, которую нужно проглотить. Эта девчонка продолжает ускользать от меня уже пятнадцать лет.
— Скажи команде, чтобы продолжали поиски, — резко говорю я. — И я хочу, чтобы Гарсиа и вся его операция были ликвидированы к завтрашнему закату. Он делает из нас идиотов. Мне изначально следовало составить свою собственную команду. Мы с тобой направляемся обратно в Майами, чтобы увидеть это воочию. Начнем с того, что немного побеседуем с этими продажными агентами УБН... Скажи Томасу, что через час я хочу, чтобы самолет был заправлен и готов.
— Что насчет женщины?
Я приканчиваю следующий шот, прежде чем отвечаю:
— Она остается именно там, где и находится. Скажи Валентине присматривать за ней и удостоверься, что она будет держать чертову дверь запертой. Ни под какими обстоятельствами они не должна покинуть мою комнату.
Время для деликатностей окончено. Я больше не собираюсь отступать. Если Ив Миллер думает, что я монстр, тогда я с радостью воплощу эти мысли в реальность. Она скоро узнает, насколько жестоким и бессовестным я могу быть. Сорок восемь часов уединения должны дать ей предостаточно времени поразмышлять над моими словами, с которыми я ее ранее оставил. Когда я вернусь из Майами я ожидаю, что она молча, со слезами или без, согласилась на все мои желания.
К тому моменту, когда я вернусь, ей лучше умолять меня тряхнуть ее.
Глава 7
Ив
В этой комнате нет часов. Время превращается в моего врага. Минуты кажутся часами, когда я сижу и смотрю как солнце медленно ползет по кристально-голубому небу через шесть закрытых окон и раздвижные двери, которые отказываются открываться, как бы сильно я их не дергала. Я пересчитала каждое оконное стекло и каждую зазубринку в раме столько раз, что и не помню. Это тонкие прутья моей тюремной камеры, но именно его угрозы ― то, что удерживает меня в плену.
Еще одна нескончаемая и слезная ночь порождает еще один безнадежный рассвет, и вскоре заход солнца снова поджигает незнакомый горизонт. Я провожу свое лишение свободы за тем, что ищу подсказки, в каком уголке света могу быть. Из-за жары и влажности полагаю, что я где-то на побережье Африки. Плюшевые пальмовые деревья и лазурный океан напоминают мне об объявлении о путешествии, которое я однажды видела в метро в Нью-Йорке. Но это не рай. Я пленница, удерживаемая здесь по прихоти мужчины без милости или совести.
Три раза в день замок открывают, и молодая испанка с волосами до плеч цвета меди приносит мне поднос с едой. Она продолжает смотреть в пол. Ни разу не было и намека на интерес в мою сторону. Я пыталась заговорить с ней, спрашивая про своего похитителя и затем требуя разговора с ним, но каждый раз она качала головой, будто она не понимала моих слов.
Еда, которую она приносит, пресная и простая: хлеб, вода, овощной суп и время от времени кусочек фрукта. Он не хочет, чтобы я голодала, но в то же время крепче усиливает свою хватку на мне. Мне не дали никакой одежды, у меня есть только эта простынь с кровати. Он унижает меня. Его послание простое, но эффективное. Если я откажу ему в удовольствии — взять мое тело — то придется за это заплатить.
Здесь нет ни книг, чтобы почитать, ни телевизора. Нет ничего, на что бы потратить время, кроме собственных мыслей. Но в этом и смысл... сейчас я это понимаю. Он оставил меня гнить в этой клетке безо всего, кроме разыгравшегося воображения. Это вкус того, что, должно быть, мой брат чувствовал на протяжении последних нескольких мучительных дней его жизни, закрытый внутри тюрьмы своего разума, в то время как его тело чахло перед нами.
Слезы быстро и с силой заполняют глаза, когда я думаю о своих родителях. Если они выжили после взрыва в больнице, думают ли, что я мертва? Это мучает меня больше всего. Уродливые шрамы после смерти моего брата все еще покрывают их сердца. Сомневаюсь, что они оправятся, если их заставят похоронить обоих своих детей. Только одна эта мысль укрепляет мою решимость. Я выберусь отсюда живой. Я увижу их снова.
Также я часто думаю о своем похитителе. Чаще, чем мне хотелось бы. Он иностранец, но также в нем есть что-то американское. Его английский идеальный, акцент — безупречен. Он жил на моей родине? Я знаю его имя, но отказываюсь его так звать, даже про себя. Я хочу обезличить его настолько, насколько это возможно, потому что так мне легче его ненавидеть. Но кто он, мой красивый мучитель? В этой комнате нет никаких подсказок. Белые стены лишены его индивидуальности. Здесь нет ни картин, ни фотографий в рамках, мебель скудная и функциональная, а встроенный шкаф пустой. Здесь нет даже старой футболки, которую можно было бы надеть.