— Я рад, — кратко ответил Гарри. Последние две недели он думал над важным вопросом для себя, и только вчера утром он принял окончательное решение. Ему не потребовалась консультация Флер, не потребовались логические доводы, потому что он знал причину возникшего вопроса. В основном его смущала поразительно быстрая трансформация собственных чувств: казалось, он только что думал о Луне, как вдруг в его мысли заглянула, а потом и полностью заняла Гермиона. Она была интересна и понятна для Гарри, у нее были свои увлечения в рунах и трансфигурации, которыми она, если Гарри видел, что ей хочется, и просил рассказать, с радостью делилась. Она давно не болтала без повода, и Гарри начинало казаться, что Гермиона на первых курсах могла вести себя и не так вызывающе, просто он теперь так ее воспринимал. Она не указывала больше на ошибки без спроса, могла молчать и по часу, если они просто вместе читали книги в библиотеке. С ней было интересно молчать, с ней было интересно говорить, но больше всего Гарри поразило свое стремление ее защищать. Гермиона пробудила в нем мощный инстинкт собственника, благодаря которому Гарри не позволил бы никому из иных молодых людей даже заговорить с ней. Если бы Гарри испытывал то же самое к Луне, позволил бы он ей общаться с Невиллом?
Он посмотрел в сторону их пары. Луна что-то увлеченно рассказывала, яростно жестикулировала и просто светилась изнутри. Невилл сидел напротив нее на стуле и смотрел на нее, но Гарри отлично понимал, что он вряд ли ее слушает, скорее любуется. Хотя Гарри все же плохо знал Невилла, он мог и слушать. Наконец он посмотрел на Луну. Она была все так же необычна красива, но Гарри не чувствовал к ней самого сильного чувства.
— Гарри, если хочешь, я пойду, — тихо сказала ему Гермиона.
— Куда? — не понял ее Гарри.
— Если я тебя утруждаю, — пожала плечами Гермиона. Она посмотрела в сторону Луны, и ее вид был просто несчастным.
— Иди, — ответил Гарри. Гермиона посмотрела на него, потом кивнула. Гарри даже показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Она отвернулась и собиралась уйти, когда Гарри без труда поймал ее за руку. — Со мной, — он повел ничего не понимающую Гермиону к сделанным только на этот вечер дверям в стенах Большого зала, за которыми разбили временный сад с живыми изгородями. Прохладный воздух после разгоряченной атмосферы зала был невероятно приятен. Гарри увел Гермиону к сотворенной на один вечер и совершенно пустой беседке. Спустя всего полчаса здесь будет целая куча парочек, но пока еще все было свободно. Эта беседка была так удачно скрыта виноградными лозами, что фактически служила отличным укрытием.
— Гарри, — позвала его Гермиона. Мальчик развернулся к ней. Гермиона оглядывалась, явно не понимая, что она тут делает и зачем он привел ее сюда.
— Я должен спросить тебя кое о чем, — спокойно произнес Гарри. Он спросил отца, что он думает о том, что Гарри собирался сделать, но вместо отца ответил ему посмеивающийся Ремус: оказалось, его отец предлагал это на старших курсах за пару минут раз в две недели совершенно разным девушкам.
Гермиона молча посмотрела на него. Она выглядела очень напряженной и как будто готовилась к худшему. С такой Гермионой Гарри совершенно не хотел разговаривать, ему нужно было прежде ее успокоить. Он сделал шаг к ней, оказываясь совсем близко. Ему было страшно от того, что она неожиданно может уйти, врезать ему или отказать, но, наверное, не так страшно, как ей, когда она поцеловала его после боя. Он положил руки на плечи Гермионы, притягивая ее для абсолютной близости, после чего поцеловал, не представляя, впрочем, что делать дальше.
Гермиона тихо ахнула от неожиданности. Ее карие глаза были широко распахнуты. Она испуганно схватилась за руки Гарри, и мальчик подумал, что она против его близости. Он хотел отпустить ее, однако Гермиона быстро оправилась от удивления и не дала ему отстраниться. Гермиона прильнула к нему, обняв за шею и поцеловала его сама. На этот раз Гарри не сомневался, что она согласиться на его предложение. От нее головокружительно пахло чем-то сладким. Гарри не успел подумать о том, что обнимать ее было тоже вполне приятно, как Гермиона изменила поцелуй. Нежное прикосновение ее языка к своим губам стерло любые мысли из головы Гарри. До сих пор ему не приходилось целоваться так. Это стало явно большим упущением с его стороны. Он абсолютно не знал, что ему делать, и он просто доверился Гермионе. Он осторожно повторял все, что делала она, и от этого ему хотелось обнимать ее сильнее, хотелось ближе, больше. В какой-то момент Гермиона отстранилась: ее щеки зарумянились, а глаза блестели, но на этот раз точно не от слез. Она хотела что-то сказать ему, но не находила слов, да и Гарри не был уверен, что туман в его голове позволил бы ему ответить.
— Ты… хотел меня спросить о чем-то, — произнесла она наконец, потерев шею. Она отвела глаза.
— Я, а, да, — собрался с мыслями Гарри. Ему уже совсем не хотелось разговаривать, ее урок он бы согласился продолжить. — Я хотел спросить, хотела бы ты… встречаться со мной? — он с трудом подобрал нужные слова, хотя репетировал до этого кучу раз.
— Господи, конечно, — на едином выдохе произнесла Гермиона.
В тот момент Гарри был уверен, что она выглядела гораздо счастливее, чем все девушки, кого он сегодня видел. Она прижалась к нему с таким отчаянием, что Гарри было трудно дышать. Но это он был согласен перетерпеть. Он уткнулся носом в ее макушку, обнимая так же сильно. Ему так хотелось отблагодарить Флер за то, что она так умело перевернула его представления о Гермионе, ведь если бы не она, Гарри никогда бы не узнал, что значит по-настоящему влюбиться.
**
Тонкс вышла на воздух. Ее щеки горели. Она старалась справиться с подступающим приступом безрассудства. Она понимала, что все это обусловлено какой-то чертовой атмосферой вседозволенности, которая царила на балу. Те, кто стеснялся признаться в своей симпатии, наконец сделали это. Парочки со сложившимися отношениями демонстрировали свои чувства, совершенно не стесняясь. Преподаватели рассеялись в толпе, ничуть не мешая своим повзрослевшим студентам. Но вся эта атмосфера ни за что не родила бы в ней желание действовать, если бы не присутствие Ремуса. Ей казалось, что, учитывая ее полную неспособность к танцам, она попросту отдавит ему ноги, однако занятия с Сириусом дали о себе знать, тем более что Ремус просто отлично ее вел. Довериться ему для Тонкс было легче легкого, но быть в такой близости и не иметь возможности ничего сделать — это была настоящая пытка. Она убежала сюда, надеясь успокоиться, ведь еще бы пара минут, и Тонкс могла бы сделать что угодно, лишь бы Ремус больше не был в состоянии ей отказать.
На улице было прохладно, и она быстро начала замерзать в своем легком платье. Холод помог ей хотя бы немного успокоиться. Могла ли Тонкс четко определить, что в присутствии Ремуса так действовало на нее? Скорее всего, нет. Это была совокупность стольких деталей, стольких чувств, что Тонкс не могла нормально соображать. Флер рассказала ей о том, как Люпин вытерпел ее истерику. Она смущенно извинилась перед Тонкс за то, что, во-первых, отговаривала ее, а во-вторых, посмела реветь Люпину с жилетку буквально. Тонкс ей только позавидовала. Она бы и до этого дошла, но обычно ей было трудно банально разреветься.
— Надеюсь, это не один из способов устыдить меня общим переохлаждением, — Тонкс вздрогнула, когда на ее плечи опустился темный пиджак. Она была окружена теплом и знакомым запахом. Оказалось, в этом положении разреветься было легко, но она сдержалась.
— Нет, — наконец ответила она. Лучше просто бросить все. Хватит. Она это просто переживет. У Тонкс больше не было сил бороться. Флер была права: дальше только голой, но и это вряд ли бы помогло. Она танцевала с Ремусом и отлично видела, что он восхищен ею, однако…Однако все равно не готов подпустить к себе. Больше Тонкс ничего сделать не могла. Она отдала всю себя.